Северо-Восточный край
Судья оторвался от бумаг, пошевелив округлыми плечами, скрытыми черной шерстяной мантией с норковым воротником, и поднял на обвиняемого взгляд ясных, очень живых для столь почтенного возраста глаз. На окно рядом с судейским столом присел ярко-коричневый воробей, сделал «скок-скок», тюкнул клювом по деревянному подоконнику и, бойко прошелестев острыми крыльями, улетел прочь. Рэй так и потянулся за ним взглядом.
Судья, переминаясь в сомнениях, качнул головой. Опять присмотрелся к листку в руках – содержание ему сильно не нравилось.
– Нет, не сходится, – хрипло выдохнул он.
– Запирается лиходей! Новое ли дело? – взялся пояснить помощник – белокурый парнишка в черной рясе и с листком руках, исписанным мелкой руницей. Он стоял подле судейского стола в явном нетерпении. Однако его мнение судью не шибко интересовало.
– Дай-ка слог, – не оборачиваясь, судья затребовал только что составленный помощником протокол допроса.
Губы обвиняемого дрогнули, он сглотнул тугой комок. Он стоял посреди этой крошечной судейской лачуги: так и не получивший обещанного шанса, чужой всем вокруг, в чём-то даже преданный: не то Амадеем, не то Светлобаем, не то самими высшими силами.
– А почему про Иоахима не записал? – недовольно осведомился судья, перечитав показания.
Помощник устало выдохнул:
– Право слово, неужто россказни всякого лиходея на глаголицу перекладывать? Да ладно бы по воску писали – стер и забыл. А велено-т по бумаге.
– И вообще многое упустил. Пишешь ты быстро, но говорили, у тебя и слух цепкий. Наврали мне? – судья обернулся, возведя хмурый взгляд, да помощник, кажется, не сильно смутился. – Такой слог мне не годится. Уясни. Придется допросить еще раз. Попутно уточним и несколько непонятных мест.
Помощник вздохнул еще громче, но словами перечить не посмел. Безо всякого желания он чиркнул коротким ножичком, починив перо, и возложил чистые листы на аналой.
Внутри лачуги потрескивала большая печь, мазанная белой штукатуркой. Из горнила рвался горячий воздух, наполненный вкусным ароматом березовых поленьев. Подле печи, позевывая, сидели на лавке разомлевшие от тепла ябетники, вооруженные деревянными дубинками, – судебные приставы. Судья положил перед собой обвинительный лист будто в первый раз, и ясные, подвижные глаза воззрились на обвиняемого: