– Ты бы хоть познакомил нас, – подал голос Ширвиндт, – а то неудобно.
– Александр Анатольевич, – сказал Андрей, – он же граф Альмавива. А это Петя и Нина, Петя у нас восходящая звезда нетрадиционной медицины.
– Как Джуна что ли? – уточнил тот.
– Ну почти, – согласился Миронов, – с некоторыми отклонениями. Кстати вас надо бы с ней познакомить, с Джуной.
– Не откажусь, – сразу согласился я, – но говорят, что она тяжеловата в общении…
– Врут, – веско заметил со своего кресла Ширвиндт, – с кем захочет, она общается вполне нормально. И кого же ты уже успел вылечить, Петя? – проявил он некоторый интерес к моей персоне.
Я было открыл рот отвечать, но Андрей опередил меня.
– Меня, например. А еще Чазова и Леонида Ильича.
– Иди ты, – усмехнулся Ширвиндт и обратился уже непосредственно ко мне, – что – правда генерального секретаря исцелил?
– Не то, чтобы совсем уж, – замялся я, – но начал этот процесс, да.
– Это дело требуется отметить, – вконец развеселился Анатольевич, вслед за чем из шкафчика под зеркалом появилась бутылка армянского коньяка, а из ниши слева был выдвинут низенький столик на колесиках. После тоста Андрея «будем» Ширвинд продолжил свою тему.
– От чего ты его лечил, я уж не буду спрашивать…
– А я бы и не сказал, – смело перебил я его, – врачебная тайна, то-сё…
– Спрошу другое, – внимательно посмотрел на меня он, – какой он вблизи, Леонид Ильич наш? А то мы видим его только издали – на трибуне мавзолея да на съездах.
– Это пожалуйста, – ответил я, – вблизи это старый и уставший человек, который давно хочет на пенсию, а его не пускают.
– Я бы отпустил, – сказал Миронов, – надо иногда свежую кровь в руководящие кадры добавлять.
– Я бы тоже, – согласился я, – но там могут случиться разные недокументированные особенности, о которых мы не знаем… вполне может и так быть, что свежую кровь пустят не только в руководстве, а и вся страна этой кровью умоется.
– Что-то ты очень пессимистичен для своего юного возраста, – еще более внимательным взглядом осмотрел меня Ширвиндт. – Да, а что это твоя красивая подруга все молчит и молчит, – неожиданно обратился он к Нине.
А она тут же и высказала все, что накопилось.
– Я вас внимательно слушаю, – сказала она, скромно потупив взгляд в пол, – а так-то я считаю, что женщина должна подавать голос в исключительных случаях.