Матушка, расчесывая мои волосы тяжелым деревянным гребнем, часто говорила, что где-то далеко, за синим горизонтом, и где-то очень близко, буквально на груди за нательной рубашкой, есть то, что понять сложно. А можно лишь принять.
Ее мелодичный голос, похожий на журчание воды в чистом ручье, мягкие руки, пахнущие травами – горечью полыни, холодом мяты, сладостью ромашки, пряностью душицы и чабреца, – нежные, ласковые, как теплый летний ветер, ее касания, когда она вплетала в мою темную косу красную ленту… Все это осталось в памяти отражением в неспокойной воде: за рябью едва угадывались предметы. Смутные образы, далекий шепот прошлого, пахнущая травами темнота.
Но кое-что сохранилось. Куколка из дерева, размером с указательный палец. Перед тем как испустить последний вздох, мама подозвала меня к себе – к печи, на которой она, давясь кашлем, лежала последнюю седмицу.
– Возьми, – тихо сказала матушка. В ее ладони покоилась деревянная куколка. – Носи рядом с сердцем, под рубашкой. Никому не показывай. Береги куколку как зеницу ока, а она сбережет тебя. Раз уж я не смогу…
Кашель – громкий, отчаянный, выворачивающий нутро наизнанку – заставил меня испуганно отпрянуть, а затем заплакать и потянуться к матушке. На ее бледном, покрывшемся испариной лице не было румянца. Ярким пятном выделялись лишь огромные глаза – зеленые, как у меня. Цвет листвы, как говорила матушка. Цвет колдовства – шепотом вторили в деревне.
– Мама, – позвала я, прижавшись к ее плечу, и, не получив ответа, окликнула уже громче: – Мама, матушка!
Тогда дыхание смерти впервые коснулось меня. Мимолетно, лениво, ведь она пришла не за мной. Мне почудился шум крыльев, в приоткрытую дверь залетел ветерок, бросил в лицо горстку листьев и исчез, унося с собой душу мамы.
Боль вгрызлась в сердце, как голодная собака в кость. Перед глазами все поплыло, я рухнула на пол, едва не налетев спиной на лавку у стола. Плохо помню, что было дальше. Вроде вышла во двор, кликнула отца, но вместо него показалась соседка. Наверное, она все поняла по моему лицу, потому что всплеснула руками и что-то крикнула. Я не услышала ни слова: мир звучал глухо, как бывает, когда с разбега прыгаешь в озеро и оказываешься под водой. Меня затопило то же ощущение потерянности и беспомощности: куда двигаться, в какую сторону грести? Что-то внутри меня, до этого лишь разгорающееся, полыхнуло, потребовало выхода, и я вдруг сорвалась с места.