– Хорошо. Всё в порядке. Пока, удачи, – отозвался я, смеясь, и про себя добавил: «Ты опять нам помогла».
Я вышел из лицея с улыбкой, спрашивая самого себя: «С чего ты вообще взял, что это была именно её ваза, старинная и бесценная?» Душа парила в воздухе. И, казалось, это будет длиться вечно.
Однако на планете осталось то, что, было способно молниеносно вернуть меня к реальности. Внезапно я увидел отца Егора. Мы не были знакомы. Но я сразу понял, что это он, так как однажды видел его фотографию.
– Роман? – уверенно задал он вопрос.
– Да, – бойко подтвердил я, направив на него дерзкий взгляд. Мне было всё равно, что сейчас будет. Внутри зажглась сталь. Я совершенно его не боялся.
И был готов поступить с ним так же, как с Егором, если он решит добавить на моей палитре красок.
– Макаров Леонид Германович. Я – отец Егора. Рад встрече. Иду извиниться за сына.
– Откуда вы меня знаете?
– Вчера Егору пришлось всё рассказать. Очень подходишь под его описание. Да и… Ты уж извини, следы вчерашних событий у тебя налицо, – твёрдо изложил он. Голос был сильным, звучным. Леонид Германович сразу производил впечатление человека интеллигентного, умного, смелого, находчивого, практичного и, безусловно, внушающего уважение. Признаться, стало стыдно за свои мысли о нём, которые преследовали меня почти два года. Всё же яблочко от яблони может укатиться далеко.
Наверное, надо было как-то отреагировать на его слова, но мне почему-то не говорилось. Тем не менее, его это, похоже, совсем не напрягло:
– В общем, слушай, я хочу не только попросить прощения за своего негодяя, но и поблагодарить тебя. Правильно. Что делать, если человек слов не понимает? Пусть подумает. Не представляешь, сколько мы с матерью от него натерпелись. Всё общение – сплошные разборки. Дедушка с бабушкой избаловали в детстве, пока родители карьеру строили. Не знаем, что ему нужно… Надеемся, возрастное… Впрочем, ладно. Это уже неинтересно, да и тороплюсь. Как бы учителя не разошлись. Счастливо, Роман, – неожиданно простился он со мной, а затем, ускорив шаг, продолжил путь.
Две-три секунды я провожал Леонида Германовича взглядом и уже хотел отвернуться, как на моё плечо свалилась целая охапка снега. Я машинально бросил взор на ветви дерева, под которым стоял. Ответ на вопрос подсознания был найден: одна из ветвей сделалась чёрной. Опуская глаза, я по старой привычке, не мог пропустить окно кабинета литературы. И очень обрадовался тому, что увидел. Марфа Фёдоровна смотрела прямо на меня, совершенно не прячась. Я последовал её примеру. Это было невербальное взаимное признание.