Наша экспедиция 1879–1882 гг. не полностью осуществила намеченный план. Возникавшие на каждом шагу непредвиденные обстоятельства затягивали решение первоочередных задач. Тем не менее мы добились немаловажных результатов. За эти три года я дважды обошел весь регион. Был создан и обустроен пост Франсвиль[1], проложена дорога между бассейнами Огове и Конго и исследована долина Квилу-Ниари[2]. Наконец, договор, заключенный[3] с Макоко[4], правителем батеке[5], поставил под протекторат Франции огромные территории, дав нам ключ к Верхнему Конго.
Географическое общество с одобрения Французского комитета Международной Африканской ассоциации[6] (я здесь ни при чем) решило назвать нашу первую станцию на Конго Браззавилем. Мог ли я воспротивиться тому, чтобы мое имя связывали с Африканским Западом? Но разве имя моего предшественника, покойного маркиза де Компьеня[7], который уже принадлежит истории, не должно быть так же присвоено одной из наших станций на Огове, чтобы увековечить память того, кто первым ступил на ее берега?
Отчитываясь перед вами о предыдущем путешествии, я завершил свою лекцию в Сорбонне[8] следующей просьбой: «Что касается меня, то самой большой честью, которую вы сможете мне оказать, будут ваши слова “Вперед!”».
«Вперед!» – вы этого хотели, господа, и вы это сказали. Правительство оказало мне доверие: мне была поручена высокая и почетная задача еще раз отправиться в Африку, чтобы от имени Французской республики принести <ее жителям> мир и свободу. Первое чувство, которое я испытываю, вспоминая об этом, – чувство глубокой признательности к вам. Я благодарю вас.
Выполнил ли я эту задачу, как того желала Франция?
Вы простите меня, если я не стану судить себя сам; решение должны вынести вы, мои соотечественники. Я только могу уверить вас, уверить, положа руку на сердце, что сделал все от меня зависящее, что ревностно служил интересам Франции и высоко нес честь ее флага. Если иногда приходило разочарование, если непредвиденные задержки и волокита мешали каким-то образом быстрому осуществлению проекта и его завершению (такие помехи неизбежны при любом новом деле), то, по крайней мере, моя вера не была поколеблена никогда; ее всегда поддерживала убежденность, что мои действия будут оценены со всей беспристрастностью в тот день, когда я представлю их на суд французской общественности.