Трудней было с Иреной, она не могла больше участвовать в трапезе. Ее господин в неизреченной доброте своей к месье Мийону, с которым он был вполне согласен касательно выдающихся качеств бургундского, наполнил кубки – про себя Андре называл это «кубки» – в четвертый раз. После достигнутого согласия надлежало выпить. Свершив это, Ирена вырубилась. Она рухнула на Андре. Он был вынужден приподнять оплошавшую старушку со своего плеча и упереть ее перегруженным желудком о край столешницы, что удалось лишь с помощью второго стула, иначе тело Ирены съехало бы в другую сторону.
Но проворные движения нарушили равновесие самого месье Мийона. От этого пострадал порядок в его одеянии, и на свет божий выглянули те или иные части Андре. Он решил, что все застолье пошло прахом, тем более когда увидел, что дед не смотрит более в рюмку, а внимательнейшим образом наблюдает. В чем дело? Дед улыбнулся. Он явно был удовлетворен как происходящим, так и своими открытиями.
Андре подумал смутно: «Он знает. И всегда знал. Его вера в нашу потусторонность покоится на шатком основании. Но тем упорнее он ее защищает. И однако же его радует, когда внезапно там и сям выглянет клочок природы. Главное, не признавать этого, как, например, и заявление покойного Мийона о том, что бордо – это не вино. Только бы мне не заговорить. Этого дед не перенесет, это будет конец света. И тогда он лишит меня наследства!» До чего забавная идея осенила молодого Андре! Перспектива быть лишенным наследства вызвала у него приступ кашля, который, по сути, был задушенным смехом.
К Балтазару очень скоро вернулась его прежняя торжественность, ибо если пришельцы унесут с собой простуду, это снова будет нарушением правил. С доброжелательной предусмотрительностью он налил старому другу, налил и себе того же испытанного бургундского. Под него-то они и воздали должное плумпудингу, да так, словно оба решили наконец-то вознаградить себя за скудный обед.
Щеки девяностолетнего окрасил легкий румянец, под глазами чуть огнистее, и сами глаза тоже вспыхнули легкомыслием молодости, как можно бы предположить. Если только Андре не ввела в заблуждение затуманенная голова, Балтазар явно помахивал рюмкой в сторону измятой оболочки второго призрака, своей собственной покойницы, которая навалилась на стол, лицом в руки, и словно бы погрузилась в сон. Как знать, всегда ли она нравилась ему при жизни. Теперь супруга должна была признать себя побежденной, он же, мертвый так, что мертвее не бывает, оказался наверху.