и художник доволен – взяло, увлекло.
Ловят, глядя друг в друга – не через стекло,
но зеркально – чем были, чем будут потом,
каждый врос в треугольник, за каждым – фантом
дома, каждому внятно: его визави —
и предтеча, и отзвук посмертной любви.
Гравитация в счёт, измерений – лишь три,
архитектор в ударе, художник – внутри,
собирает макет и на вечность плюёт.
Командор щеголяет словечком «улёт»,
днём диктует прошения, ночью строча:
«Эполеты – стигматы с чужого плеча».
Архитектор надменен: «Ну да, не для всех»,
командор стервенеет, не веря в успех.
Снова смотрят зеркально, и каждый не рад,
что засунул другого в дозволенный ад.
Этот город вложить в разрушаемый дом —
почему бы и нет, колдовство – на потом,
да и жизнь на потом, на сейчас – котлован.
От всесилия в спешке болит голова,
от ветвящихся истин туманится суть.
Между делом неймётся встряхнуть, намекнуть,
что встречал по ту сторону и раскусил…
Но не хватит жестокости, близости, сил
сформулировать то, что схлестнулись вотще,
что единый фундамент – изнанка вещей,
говорящая каждым разливом чернил,
что заказчик всем верен – и всем изменил.