, собрание, условно говоря, путевой, травелогической эссеистики Кочергина – об отношениях, как и сказано в его названии, человека и пространств; о личных отношениях автора с ними (на самом деле все-таки – с самим собой посредством пространства), о смыслах и стимулах этих отношений. Для более полного понимания событий, о которых идет речь в «Запасном выходе», было бы, кажется, очень полезным прочитать «Присвоение пространства» и держать его перед внутренним взором, тем более что общая тема всех рассказов ныне обсуждаемой книги, в самом первом приближении, – человек и пространство, свободное от цивилизации, от ее удобств, защит и иллюзий; человек на границе между природой и культурой, попытки человека эту границу пересекать и то, что из этого получается; разные типы людей, которых что бы то ни было влечет к такому странному занятию, – от героини «Экспедиции», вполне поверхностной туристки Полины, которой природа чужда и страшна, до «рыцаря» Игорёши: по формальным обязанностям – сотрудник заповедника, патрулирующий его границы, по существу он – человек, не мыслящий себя без постоянного и полного опасностей взаимодействия с дикой и чуждой человеку природой, потому что, по его чувству, в этом и только в этом – полнота и подлинность жизни. И повествователь в рассказе совершенно разделяет – по крайней мере, поначалу – эту очарованность своего старшего друга:
«Нелегко было осадить Игорёшу, если он, налегая на согласные звуки, ломал крутые перевалы, рвал с плеча ружье перед вставшим медведем, дотягивал на пределе сил самые трудные последние километры, отогревал потерявшие чувствительность от мороза пальцы, чтобы единственной оставшейся спичкой разжечь костер. Мы выходили от Валиного насмешливого взгляда покурить и тут, на крыльце, уже свободно месили лыжами снег, тратили последние патроны и боролись за жизнь в трудной работе. Вернее, он боролся, а я бежал вприпрыжку за его рассказами и покрывался мурашками от предвкушения».
В такой жизни действительно оказывается очень много настоящего, целительного, спасающего повествователя от тупиков и ошибок его городской жизни: «Игорёша спас меня, – признается повествователь себе ли, нам ли, – от чего-то плохого. Тоскливого и позорного, ставшего почти неотвратимым».
Потом, правда, выяснится и проблематичность такого – казалось бы, совершенно прекрасного – образа жизни, и сопутствующей ему картины мира («Женщины, живущие в этом мире, обязаны быть прекрасны, вернее, они автоматически становятся прекрасны, оказавшись в нем. Мужчины сильны и честны, собаки и друзья умны и верны, злодеи великодушны, природа целительна и коварна, пейзажи живописны и дики. Мясо желательно полусырое, с ножа. Слова “йогурт”, “гендер”, “фитнес” никогда не проберутся в этот незрелый и прекрасный мир»). Спойлеров не будет, но, кажется мне, этот рассказ, как и все остальные тексты тут, как и вся книга вообще, – об избавлении от иллюзий. Даже самых целительных.