– Да! Только на настоящий развал заедем! – Она быстро-быстро закивала.
Кира выпорхнула из машины, едва он притормозил на площадке перед огромным шатром. Под когда-то ярким, а сейчас выгоревшим на солнце брезентом ютились два десятка прилавков. «Кубанская ярмарка» – вещала вывеска в форме арбузной дольки.
Желтый сарафан девушки яркой бабочкой замелькал между прилавков и покупателей.
Григорий потянулся и подергался, отклеивая легкие светлые шорты от задницы, жара облепляла, словно ватный кокон. Он пошел к торговым рядам, где Кира уже уплетала черешню, держа наготове клубнику и сливу.
– Вот попробуй, моя королева, шелковицу. Медовая, – увещевала ее дородная кубанская матрона с широким загорелым лицом и в синем платке, в лучших традиция Кубани завязанном концами на лоб. – Вино домашнее и орехи будешь? Давай попробуем?
Кира лучезарно улыбалась, засовывала в рот ягоды одну за другой.
– Что они не мытые, тебя не смущает? – хмыкнул Самбуров. – Имей в виду, туалет только в Анапе.
Кира махнула рукой.
– В моем организме так быстро все не происходит. Мы возьмем вот эту клубнику и сливы.
– Как скажешь, моя королева, – согласился Григорий.
Она помыла свою добычу возле машины, ловко выхватывая из пакета мокрые ягоды. Григорий завернул крышку на бутылке, из которой поливал, расстелил у девушки на коленях небольшое полотенце. Она сложила на него мокрые пакеты.
– Какой ты хозяйственный, – шмыгнула носом Кира с набитым ртом.
– Ты мне что-нибудь оставь! – фыркнул Самбуров. – А то, пока я хозяйничаю, ты все слопаешь.
– Могу, – честно призналась Кира. – Очень вкусно.
– Хорошая клубника, – сдержанно похвалил мужчина. – Но не белореченская, конечно.
– Избалованный южанин, – незлобно пожурила Кира.
– Ой! Кто бы говорил, – засмеялся Самбуров. – Я был с тобой на рынке. Сам все видел. Ты ягоды и овощи выбираешь, как ювелирные изделия. И торгуешься – местные обзавидуются.
Кира потерла нос тыльной стороной ладони и прищурилась, демонстрируя не то согласие, не то возмущение.
Остатки слив перекочевали на коврик за ее сиденье, полотенцем она вытерла руки. Девушка прижалась носом к руке Самбурова, к загорелой коже, пониже рукава белой тенниски. Поводила губами и глубоко вдохнула его запах.
– Мой дом… тот, где я живу, его тетка оставила. Ремонт какой-то дизайнер делал. Тетка не очень заморачивалась. Поэтому он бежевый, и белый, не знаю какой. – Григорий потерся щекой о ее макушку, не сводя глаз с дороги. – Мне переделывать некогда было. Хотя я иногда думал, что, наверное, можно было бы сделать его более удобным.