тогда считались мохеровые или из каракуля.
Когда эта мода зарождалась, Леха был первачком. «Фураги» в то время ходили лысыми, и все это, в том числе для Алексея, было вроде баловства. Но потом оно разрослось до, как сказали бы сегодня, субкультуры, живущей по своим правилам и законам. В районах, где обосновались «пацанчики», а это в основном были городские окраины, мальчишкам из центральной части, относящимся к другому клану с громким именем «Быки», показываться в джинсах и с длинными волосами категорически воспрещалось. В противном случае между условно разделившимися кланами вспыхивала ожесточенная стычка. Если «фурага» попадался в руки «быков», домой он приезжал без фуражки, с разодранными брюками, естественно, с синяками. Если наоборот, то «бык» прощался и со штанами, и с волосами. Иногда дело доходило до массовых побоищ.
Но каждый гордился кланом, к которому принадлежал и с важностью ему соответствовал. Так, например, сигарета в мундштуке, да не простом, а из цветного оргстекла, была отдельной гордостью настоящего «фураги». Леха, правда, не жадничая, легко обеспечил ими всех одноклассников. А однажды он принес в школу странные, таинственные вещицы, изготовленные на «зоне»: колечки, цепочки, браслеты для часов, расчески, выкидывающийся миниатюрный нож, пузатого монаха с движущейся головой. В туалете ребята сразу окружили парня, осторожно, пристально и не без любопытства рассматривая самоделки, а он молча курил, выпуская через нос дым, загадочно щурился и, прижигая палец, задумчиво сбивал пепел.
– Где достал?
– Не важно. Нужны?
– За сколько?
– Смотря что.
Товар вскоре нашел сбыт. На что пошли вырученные деньги, никто не знал, да и стоило ли, рассуждали ребята, совать нос в дела, тебя не касающиеся, когда без чужих – тысячи своих забот.
Из класса Алексей давно приметил Володьку Яковлева – невысокого и худого чернявого парнишку, со смуглым лицом и с глазами, в которых, мнилось, отражался целый мир. Он редко был весел, и, даже если смеялся, глаза оставались печальны и сосредоточенны. Владимир сочинял полные неизбывной грусти стихи, которые нравились Алексею, мечтавшему писать точь-в-точь такую же, трогающую за живое, музыку. Яковлев, доверявший Куницыну душевные творения, отчасти помогал ему тем, что подбрасывал материал для размышлений. Это сближало их, поэтому, когда Владимир попросил Алексея научить азам игры на гитаре, тот не отказал ему в помощи. Раза три в неделю Леша стал бывать в доме Володи, что сразу не понравилось его маме, желавшей видеть рядом с сыном иного друга, нежели Куницын. Нескрываемую неприязнь она не объяснила, хотя потом, незадолго до командировки, между ней и Володькой возник откровенный разговор.