Несмотря на ранний час, город уже окончательно проснулся.
Стражник, опиравшийся на алебарду, проводил Мартейна подозрительным взглядом, но, видимо, не заметив за ним никаких преступных наклонностей, вернулся к исследованию своего потертого камзола и поймал блоху, которую немедленно и немилосердно казнил без суда и следствия на выпуклом, желтом от табака ногте.
Два старичка, курившие глиняные трубки у открытых окон соседних домов, посмотрели на лекаря, но недолго, так как были заняты своим ежеутренним соревнованием: кто выпустит подряд больше дымных колец; время от времени у одного или у другого получалось вырваться на одно-два кольца вперед, но уверенной победы еще никто не одержал.
Едва не столкнулся с Мартейновой кобылой человек в поношенных доспехах, только что выкупивший (с большими для себя потерями) золотое кольцо в лавке, на вывеске которой был грубо нарисован глаз в раскрытой ладони и написано «Магические товары Янса Духа».
Протянул ему навстречу бугристую руку нищий, уже много лет неизменно сидящий на одном месте по причине слоновой болезни, из-за которой власти уже физически не смогли сдвинуть его, и он стал очередной местной достопримечательностью, которую недостаточно крепкие в вере шутники называли Малым Собором; паломники суеверно кормили этого нечистоплотного идола, а птицы вили гнезда в складках его плоти.
Неподвижная фигура в закрытом шлеме в виде головы совы-сипухи (с небольшой трещиной, словно сова была шрамирована клювом соперника) долго смотрела из тени ему вслед, кутаясь в темно-зеленый мятый плащ5.
Без особого интереса взглянул на Мартейна шарманщик; из его громоздкого, собственноручно собранного инструмента лилась печальная мелодия, которая поднималась над домами и крышами, тонула в пелене печных дымов и речных туманов, затем, кружась звуковоротами со стаями птиц и лемурчиков6, лилась дальше, постепенно оскудевая, теряя серебряные свои ноты невыносимой нежности, цепляющиеся за скрипы и хрипы, за голоса и телеса, за еле слышный звук испускаемых газов и громогласный отчужденно-медный перезвон колоколов, лилась она к берегам реки.
Все эти картины бессчетно дробились и отражались в бесконечности неприметных зеркал: в глазу ворона, капле воды, отполированной песком ручке двери. Из-за несовершенства этих природных линз, увеличенное изображения лица Мартейна было немного искажено и оплывало по краям, отражаясь на поверхности воды, налитой в чашу, которая стояла в Лаборатории, в недрах Башни. Габриций Угаин, облаченный в синий халат, расшитый золотыми звездами, задумчиво разглядывал Мартейна и чесал палочкой из эбенового дерева круглую голую пятку.