И всё это так и лезет в голову – не избавится. Можно было бы напиться – так нечем. У мужиков в камере ничего нет – он бы знал. А передать ему – некому. Сварить самим не получится – охрана постоянно смотрят в монитор видеокамеры.
«Что ещё, блин, за придумка?! Постоянно на нас глазеть. Дрочат там на нас они без перерыва, что ли?! Никакой жизни! Нужно побыстрее на зону. А то здесь – полный беспредел от мундиров>16».
Из-за недосыпа Громову казалось, что гул от лампочки становится всё сильнее. В один день он решил для себя:
«Разворочу всю эту чёртову лампу на ночь глядя. Ремонтник не придёт до утра, а эти бабы-вертухаи>17 не смогут её починить. Хоть посплю нормально».
Но в этот день после отбоя, когда Громов встал с нар>18, взял табуретку и двинулся с ней в руках – один из сокамерников понял по взгляду, что он хочет сделать, и встал прямо перед ним, заслонив тому лампу дневного света. Мужика звали Михаилом. Он в своё время отсидел по малолетке>19 – тогда такие колонии ещё не упразднили – и по глазам Громова понял, что тот хочет сделать. Михаил стал вплотную к Громову, взялся за стул и тихо сказал ему:
– Не беснуйся. Ты скоро уйдёшь на этап. А нам тут пока ещё жить.
Громов хотел было возразить, но не стал спорить с Михаилом. К тому же он был старший по камере – пришлось отдать ему табуретку и дальше мучится от бессонницы.
О своём будущем Громов тоже много думал. Эти мысли были, наверное, даже хуже, чем размышления о предстоящем заключении.
Вот он отсидит свой срок – а что потом. Ведь пока не закончится эта проклятая война, его будут осуждать на заключение снова и снова, и снова. Так до бесконечности. Ему даже не надо будет нарушать закон – грабить, пить, драться. Чтобы его снова посадили в тюрьму, ему будет достаточно просто выйти из неё на законных основаниях. И процесс начнётся по-новой, если он не пойдёт служить. Новый срок, скорее всего, с ужесточением режима за рецидив. И какого чёрта его сочли взрослым?! Его – шестнадцатилетнего. Дали полный срок, без привилегий в заключении, без дополнительных свиданий и посылок. Тюремное заключение для шестнадцатилетнего парня по всей строгости.
«Да они охерели! С меня – как со взрослого спрашивать! Я же ведь по всем понятиям и законам – малолетка. И меня в тюрягу! Не в колонию и не под арест, а на строгий режим. Нет – такое может быть только в России! Но даже при Союзе такого не было. Беспредел!»