Вот кормушка снова открылась.
– Успокоился? – это была всё та же надзирательница.
Громов ответил нехотя, словно делает конвою большое одолжение тем, что его сейчас расстегнут:
– Да.
– Подойди к двери. Повернись к ней спиной.
Он выполнил приказ. Наручники сняли. Руки у него повисли как плети – не мог согнуть их в локтях несколько минут. На запястьях остались красные болезненные следы, которые долго не сходили. Когда онемение начало отходить – словно миллионы и раскалённых и ледяных иголок одновременно вогнали глубоко в мышцы. Но вскоре и это прошло, и он стал думать – чем ему заняться ещё несколько дней.
Начал с того, что принялся приседать – с руками, без рук, на время, на количество приседов, с прямой спиной и руками у затылка. Вскоре вымотался, завалился на койку и поспал немного. Когда он встал, ещё даже не вечерело. Громов решил глядеть в окно, пока не надоест. Потом начал отжиматься разными способами – на кулаках, с согнутыми коленями, на одной руке (правда, недолго и только на правой), с хлопками и когда опять вымотался, то постучал в дверь:
– Эй, – никакого ответа.
– Начальник, бля! – снова тишина.
– Бежать уже разрешается?! – опять нет ответа.
Громов помолчал и решил, что его попросту игнорируют.
Вскоре он услышал грохот тележки.
«Должно быть – ужин. Вроде уже и потемнело».
Когда тележка подъехала к его камере и открылась кормушка, он спросил всё того же деда, пока принимал от него еду:
– Дед – а сколько сейчас времени?
– Я начал раздавать еду в три часа дня. Сейчас, наверное, почти четыре часа.
«Охренеть! И как мне не сдохнуть со скуки ещё четыре дня?!»
Еда была такая же невкусная. Когда забирали подносы, Громов обратился к одной из надзирательниц, которую увидел через открытую кормушку:
– Эй, – он сделал небольшую паузу, – начальница…
Девушка даже не посмотрела в его сторону. Через пару минут он постучал в дверь:
– Гражданка… уж не знаю – как по имени…
Кормушку, наконец, открыли.
– Что-то нужно?
– Да – у вас есть какие-нибудь книги? Они ведь разрешены осужденным.
– Художественной или научной литературы нет. Подождите, пока прибудете на место отбывания наказания. Всё, что могу предложить – Уголовно-исполнительный кодекс.
– Ладно – принесите.
Кормушка захлопнулась и открылась снова только через полчаса.
Громову передали УИК и он принялся его читать. Сломал голову уже на десятой статье. У него не получалось вникнуть в эту юридическую тарабарщину. Более того – она его совершенно не интересовала. В России бессмысленно знать о своих правах, потому что никто не будет их соблюдать или помогать пресекать их нарушение. По крайней мере, именно так и считал Громов. Он бросил кодекс на столик и заглядывал в него нечасто, только когда было уже совсем нечего делать. Но вся юридическая наука в УИК и её непонимание только злило Громова ещё больше. Ему хотелось поговорить с человеком. Не с этими цепными пуделихами, а с нормальным пацаном или хорошенькой девчонкой.