Утро выдалось суетным.
В честь семисот летия несколько тысяч паломников и прихожан вместе с Патриархом и братией шли двадцати пятикилометровый̆ крестный ход, за которым следовала праздничная литургия, трапеза и совместное приветствие от Патриарха Всея Руси и Президента России.
Митрополит, занимавшийся общей организацией праздничных мероприятий, каждые пять минут получал сводку о ходе процессии и состоянии Святейшего.
Патриарх чувствовал себя нехорошо, a рано вставшее солнце как будто намеренно жгло шедших крестный ход людей безжалостно и неистово. Было душно.
В обитель прибывали высокопоставленные гости, что требовало особого внимания. Служба охраны Президента нервировала своими инструктажами и усиленными проверками всех прибывших.
В одной из приемных было весело и оживленно. Там сидела Она. Юные послушники и семинаристы сновали вокруг нее, как пчелы, отлынивая от своих организационных обязанностей, предпочтя компанию их любимой особой гостьи.
Она пила чай с травами, который специально для нее Митрополит всегда держал в запасе, и улыбалась той самой тихой искристой улыбкой, благодаря которой они много лет назад познакомились.
Семнадцать лет назад…
Врач, смущаясь, передал Павлу заключение.
– Делать терапию теперь уже не имеет смысла, – мямлил он. – Если даже вы решитесь на химию, я не могу гарантировать вам и пяти процентов успеха. Вам нужно чудо!
Голос врача звучал в ушах диким громом. Успешный бизнесмен, молодой и полный сил мужчина, спортсмен и … рак. Это было похоже на какую-то нелепую иронию, чью-то злую шутку и… Это теперь его реальность.
Как во сне, он вышел из клиники… Из транса отчаянья его вывел колокольный звон. Он не помнил, куда он шел и как оказался во дворе Высокопетровского монастыря. В центре Москвы за двухсотлетней монастырской стеной было тихо. И лишь колокол прерывал эту тишину, извещая округу о начале праздничной службы.
В Храме Преподобного Сергия Радонежского проходило таинство Елеосвящения. Пресвитеры в праздничных облачениях сновали между людей, намазывая их руки и лица ароматным маслом.
И тут Павел увидел Ее. Это была улыбка, тихая, ясная, открытая. От Нее исходило свечение, и с каждым помазанием лицо женщине становилось светлее, a исходящее от нее свечение – плотнее. Настоятель громко называл Ее солнышком и улыбался ей как-то особенно тепло. Впрочем, глядя на Нее, невозможно было не улыбаться. Впервые за многие месяцы Павел улыбался.