– Вот «и сыграл в ящик» Михалыч, – прозвучало от одного из соседей. Имени соседа этого не помню, но его синие наколки на морщинистом худом теле и ехидно улыбающийся гнилозубый рот закрепили в памяти детской образ злого и опасного существа, которым пугают в сказках малышню.
В пытливом детском сознании никак не соединялись люди и ящики. Почтовый, что висел у пивной на повороте трамвайной линии, был размером маловат, чтобы в него могли помещаться папа, бабушка и соседи по нашему общему дому на краю леса. Но, судя по разговорам взрослых, они туда ходили на работу. Ящик, в который «сыграл» Михалыч, хоть и выглядел нарядно, но был явно не для работы, и радостного оттуда возвращения.
– Неужели папа и бабушка, каждый день уходили и ложились в такой же ящик, а вечером их оттуда выпускали? Значит и Михалыча, доброго и весёлого, тоже выпустят, и он будет снова радовать весь дом на праздники своей гармошкой?
Михалыч на войне потерял обе ноги. Он перемещался на самодельной тележке с маленькими колесиками, которые старшие мальчишки называли «подшиБниками».
Все старшие ребята умудрялись на соседских автобазах или гаражах раздобыть в мусорных баках или выпросить у дяденек эти самые подшибники. Из них можно было сделать, самое разнообразное семейство всяких драндулетов, для покатушек. Вдоль трамвайных путей вниз к улице с красивым названием Оленья (я и сейчас считаю это название одним из самых романтичных в Москве) вела дорожка свежевыложенного асфальта. Она была идеальной горкой для катания на всем, что катит посуху и скользит по зиме. Зима дело вообще особое. Где-то дети кались на горках. Полторы секунды почти вертикального падения и удар спиной об ровную часть с проездом по не десятка метров был просто унижением, по сравнению с тем незабываемым аттракционом, что давала нам заледеневшая дорожка от трамвайного поворота на Богородском шоссе по Ширяевской улице, спускавшаяся вниз, до Большой Оленьей. Это, скажу я Вам, была горка с большой буквы. Почти полкилометра длиной. Езда по ней была целым приключением. И мы сцеплялись по нескольку «кардонок» зимой или тачек летом, и весело ехали, непременно распевая вместе какую-нибудь песню из, услышанных в парке, или от взрослых. Слов мы не понимали. Но громко кричали «гуахиро гвантанамейра»!