Поскольку объекты восприятия являются продуктами деятельности воображения, причинность их к деятельности воображения, воздействующей на чувственность, в любом случае исключается. Ибо вещи сами по себе, посредством которых можно было бы воздействовать на чувственность, уже не существуют (или, если они еще существуют, то не имеют трансцендентной причинности и поэтому не могут воздействовать), а вещи как объекты восприятия являются лишь продуктами деятельности восприятия, т.е. их posterius, а не prius. С этой точки зрения мое тело и его органы чувств, нервы и мозг также являются лишь объектами восприятия, которым не соответствуют никакие вещи сами по себе; если в моем субъективном мире явлений возникает причинная связь между другими объектами восприятия и этими, то эта имманентная причинность, тем не менее, не может оказывать никакого влияния на производство во мне этих (368) других объектов восприятия, как инстинктивно предполагает вера. Тогда причинность может иметь место только между теми частями содержания моего сознания, которые являются продуктами моей имагинативной деятельности, тогда как моя продуктивная деятельность притворства, т. е. та, которая называется восприятием, стоит совершенно вне всякой причинности. Наша вера в то, что наша имагинативная деятельность подвержена влиянию вещей, была бы тогда психологической иллюзией, под чьим, казалось бы, неотвратимым принуждением мы находимся.
В конце концов, такое обманное устройство нашего понимания мыслимо; но тогда сразу же должно возникнуть обоснованное подозрение, ограничивается ли неизбежная иллюзия только причинно-следственными отношениями между вещами и понятийной деятельностью, или же она не касается в равной степени и причинно-следственных отношений вещей между собой. Трансцендентальный идеализм должен был бы, по крайней мере, показать, как получается, что одно и то же принуждение к применению категории причинности является в первом отношении обманчивым, а во втором – приемом нашего интеллекта, ведущим к истинному знанию, и откуда следует, что мы с одинаковой уверенностью предаемся и этой иллюзии, и этой истине. Но если присмотреться к предполагаемой имманентной причинности объектов восприятия между собой, то вскоре становится очевидным, что применение к ним категории причинности также должно быть подвергнуто критике как бахвальство интеллекта1, каким бы сильным ни было психологическое ограничение, которое он на нас накладывает.