– Ага, похоже, тут все такие.
Неловкий момент – контузия. Пока она атакует незащищённый мозг, сознание жертвы пребывает в таком непонимании происходящего, какое не может позволить себе ни один дурман. Уши настойчиво отзванивают церковную обедню, а перед глазами пляшут немыслимые образы, картинки, формы, которые вызывают чудовищную головную боль.
Тело тем временем перестаёт контролировать мышцы и плюёт на инстинкты, просто отходя на второй план. Даже, если каким-то чудом ноги при этом отбиваются от стада и всё ещё несут на себе куда-то весь остальной бесполезный набор субпродуктов, то движения при этом становятся абсолютно случайны. Место, куда в очередной раз упадёт стопа, остаётся загадкой до самого финала.
Вот как раз сейчас нечто подобное и творилось вокруг. Одни орали, другие лили слёзы, третьих рвало от всей души, иные постоянно вздрагивал из-за приливов адреналина, а кто-то прямо на глазах Вальдмана навернулся со стены.
И над всем этим, как летний бриз над морской волной, вольно летал по кругу густой запах свежего дерьма.
Прямо под ногами стрелка один из людей пришёл в себя, он открыл глаза и серьёзно посмотрел на него. Затем у человека хватило сил слегка подняться, а потом даже заговорить. Из-за слоя сажи узнать его было трудно, однако голос был вполне знаком.
– Какого чёрта здесь произошло, вот что я хочу знать, – сказал человек.
– Пришлось действовать срочно, герр Штраух, – спокойно ответил стрелок, – Я потом всё объясню.
Через час, после того, как все наконец пришли в себя и последних раненых уволокли в тыл, отмывать от страха, двое командиров, верберд и несколько рыцарей сидели в кабинете Штрауха и тщательно обдумывали насущный вопрос.
– И что нам делать дальше?
– А чёрт его знает, – честно сказал Штраух, – Пока зеленокожие отступили, но у нас острая нехватка людей и боеприпасов. До следующей ночи нам точно не продержаться. Есть какие-нибудь соображения?
Почему-то сейчас Вальдман подумал о том, как Штраух после этого вопроса заранее готовится к потоку тупейших решений.
Но вместо гомона и шума предложений последовала гробовая тишина.
– Я понял, – спокойно откликнулся комендант.
– Если мы!…
– Сейчас не до глупой отваги, герр Шахт. – кондотьер, не меняя тона, прервал рыцаря.
Формально, Штраух был ниже по званию самого захудалого эсквайра каждого из орденов где-то на полголовы. Однако настало такое время, когда субординация уступает место опыту, и у коменданта его было хоть отбавляй.