Луноход-1 - страница 5

– Давай на качелю? – сказал Витя Карлов.

– Давай.

Покачались на качелях.

– Пойдем лопухи жрать! – предложил Витя Карлов.

Мы гуляли за домами, и он показал, что у лопуха есть вкусное, сладкое основание. Потом его позвали ужинать, крича в окно. Он ответил так нежно и искренне, не поверишь, что он мог напасть на прогулке:

– Я иду, мамуля!

А мне Витя Карлов сказал:

– Хочешь, я в детском саду тоже буду добрым?

– Да.

Мне уже было четыре, а все еще не получалось написать собственное имя. Кажется, на свете вообще мало людей, которые привыкли к своему имени и уж тем более полюбили его.

– Пиши: Ж-е-н-я.

– Я пишу.

– Нет, ты пишешь «жена».

– «Женя»! Я пишу «Женя». Не «жена»!

Мое имя было одновременно мужским и женским. Еще буква «н» меня смущала, я не мог отделить ее от буквы «л» и произносил всегда что-то между двумя звуками, закрепленными за этими символами. «Ль-нь», где-то около них. А смягчающие сложные гласные: «я», «ё», «ю» – вообще были недоступны для моего понимания.

– Я учитель русского языка, а сын не может имя написать, – говорила мама, глядя мне в лицо. – Зато ты у меня такой красивый, белобрысый.

Она утешала меня, играя с волосами, и это было обиднее всего.

– Некрасивый. Некрасивый! Я некрасивый!

Убежав в нашу с сестрой комнату, заплакал. Хотелось быть умным, а не красивым.

– Опять нюни распустил! Девчонка.

Может, я и есть девчонка?

Во-первых, я трус.

Во-вторых, у меня женское имя.

Пусть у меня есть писька, а не дырочка, не пушок. Но в остальном же похож на девчонку? Глаза у меня голубые, как у сказочных красавиц. Волосы светлые, каку блондинки. Если мне сказать грубое слово, сразу же плачу. Мне нравится рисовать, и я не могу никого ударить. Я ни разу в жизни никого не ударил, даже когда нападали. В детском саду дети бьют друг друга, кричат друг на друга, а я всегда боюсь, убегаю, если надо разозлиться, прячу лицо в руки. Сестра может толкнуть меня. Один раз она щекотала меня, и я завыл.

Возникло матерное слово. Сам не понял, как оно вырвалось.

День был выходной, все были в сборе. Слово висело перед нами, все уставились на него.

– Дикобразка, – поправил я себя. – Я так хотел сказать.

Папа подошел ко мне и легонько ударил по губам. Больше я на сестру не кричал, сразу плакал.

Мама усадила меня на колено:

– Ничего, ты научишься писать. Давай порисуем пока?