Устраивать торжественные похороны первой жертве своих экспериментов Мазин не стал. Он просто завернул мышку номер два в салфетку и выбросил в мусорный бак. Туда же полетели купленные для Маши цветы. Вернувшись в квартиру, Мазин сварил полпачки магазинных пельменей, залил их сметаной и, обмакивая в налитый в блюдечко уксус, безо всякого аппетита съел, запивая уже не нужным кисловатым сухим вином. После ужина он вернулся в комнату, поставил рядом две камеры, свою и Изину, и стал их сравнивать. У камер были разные, но определённо соответствующие своему времени объективы. У его камеры стоял роскошный Steinheil – один из самых ранних и редких, а у Изиной – не менее знаменитый французский Chevalier Farb. Оба в отличном состоянии, с чистой оптикой и блестящими латунными кольцами. У обеих камер были одинаковые кожаные и отлично сохранившиеся меха, да и само дерево корпуса внешне было схожим. В общем, выглядели они практически одинаково. Обе были отделаны красным деревом и богато украшены резьбой – недаром тот алкаш, который продавал ему вторую, заломил такую несуразную цену. Он вспомнил всю историю покупки и рассмеялся.
Алкаша этого он встретил на воскресной барахолке у Владимирского рынка, где тот торговал всяким хламом. Из груды ржавых железок в его старом фибровом чемоданчике Мазин выудил пару бронзовых колец от объектива, какую-то нужную ему запчасть от фотокамеры, а в куче прочего барахла, сваленного на расстеленном на земле одеяле, обнаружил две старых деревянных кассеты для фотопластинок. Мужик заломил три рубля за всё, но под строгим взглядом Михаила Александровича стушевался, и сторговались они на полутора. Рассчитавшись, Мазин поинтересовался, нет ли чего ещё, связанного с фотографией, на что алкаш безразлично ответил, что, мол, есть ещё много всякого – и коробки ещё остались, и камера какая-то большая деревянная. Сердце коллекционера забилось учащённо, но правила торговли Мазин знал: нельзя было выказать интерес – это автоматически увеличивало цену.
– Ну так я могу посмотреть. Может, и куплю чего, если не совсем хлам.
Алкаш уже, видимо, наторговал нужную на вечер сумму, а напрягаться и тратить лишнее время на нахождение в сознании ему не слишком хотелось.
– Ну, давай завтра, мужик, встретимся тут же, и я тебя отведу. Тут неподалёку моя конура.