Огонь в пещере уже успел погаснуть, но мясо выглядело более-менее съедобным. Повозившись над углями, Робин снова разжёг костёр без тепла и дыма и вернулся к туше животного.
Йован ел оленину, стараясь глотать куски быстрее, чтобы не почувствовать чего-нибудь отвратительного вроде оставшихся сырыми участков, которые почему-то прочно ассоциировались с мертвецами и их трупным запахом. Последние же спокойно расселись вдоль стен и приняли вид роботов, вошедших в спящий режим. Только Тук и Мач всё так же были заняты деревянными фигурками.
Йован взглянул на Гуда и тотчас об этом пожалел: разбойник ел сырое мясо, отрывая куски прямо от туши с помощью ножа и левой руки, а его рот и щёки были измазаны кровью.
«Вот же дикарь! Ну, как говорится, с волками жить…»
Он перевёл взгляд на нежить. Лишь на одного из них – Алана – не было страшно смотреть. Он выглядел если не живым, то, по крайней мере, ещё не начавшим разлагаться. Ничего, кроме неестественной бледности и впалых щёк, не выдавало в нём мертвеца. Похоже, что при жизни этот человек был довольно красив, но теперь, хотя его черты и сохранили правильность и утончённость, это неподвижное бессмысленное лицо внушало только неприязнь.
Глядя на мертвецов, можно было ясно проследить улучшение мастерства Робина. Самый первый воскрешённый, Уилл, распадался почти на глазах. Джон, судя по всему, был вторым – чуть менее гнилой, чуть более целостный. Тук и Мач, в отличие от предыдущих разбойников, по всей видимости, сохранили какие-то зачатки разума, что, возможно, делало их ещё опаснее. Алан же, хоть и внешне казался самым свежим, не проявлял никаких признаков интеллекта.
– Они не понимают, что делают, – подал вдруг голос Робин. – Брат Тук и мальчонка. Тебе наверняка кажется, что они ещё остались людьми, но поверь, это не так. Работают их тела, а не разум.
– Ну офигеть, мышечная память у трупов, – буркнул Йован. – Хорошо, что разъяснил.
Разбойник вытер лицо меховым рукавом и отбросил нож.
– Хочешь, покажу кое-что забавное? – задорно спросил он.
– То же самое говорил один педофил моей двоюродной сестрёнке перед тем, как надолго сесть за решётку…
Не слушая его ворчания, Робин отряхнул руки, поскрёб ладонями по полу пещеры, собирая пыль и сухую землю, и высыпал пригоршню этой грязи на бедро оленя, из которого была вырезана часть мяса. Заполнив окровавленную впадину, он крепко прижал к ней руки, склонился, чуть ли не касаясь ладоней носом, и что-то зашептал.