Донесли они меня до койки, стряхнули с носилок. А врач говорит, строго так, как ребенку:
– Чтобы за пределы палаты ни ногой! Это приказ. А женихаться после войны будешь, если доживешь, конечно. Найдешь себе невесту, какую хошь, еще красивее и моложе Надьки. После войны выбор большой будет. Выбирай – не хочу! А сейчас угомонись и сил набирайся. Тебе скоро на фронт возвращаться. Ишь, разбегался, жеребенок борзый!
Когда врач ушел, подсел ко мне сосед усатый, Степаном его звали, и говорит:
– Что, Треногий, по красавице своей сохнешь? Что она тебе отворот-поворот дала?
– Нет, – говорю, – на фронт она сбежала… Даже не простилась со мной. Видать, я для нее, как зверушка несчастная был. Подобрала, выходила, приручила и бросила.
– Да, ну тебя, Егор, и взаправду как дитя малое разнылся тут! На вот, выпей лучше, – говорит Степан, и протягивает мне стакан водки. – А насчет девок, врач дело говорит. После войны свободных баб хоть отбавляй будет. Даже мне, одноногому, авось, хорошая достанется.
Я взял стакан. Он довольно улыбнулся своими усами и налил себе в другой.
– За нас, фронтовиков, – говорит, а потом хитро так подмигивает: – и за них, фронтовичек, или как их там, фронтовых подруг!
Я выпил залпом первый раз такую дозу лошадиную. Уснул, точно мертвый. Снится мне сон, будто возвращаюсь я домой, а у порога мама меня встречает.
– Ты что так долго, сынок, – говорит, – еда уже остыла, да и невесты заждались.
Захожу в дом и вижу – за столом Наденьки сидят, словно близняшки, много их так, даже не помню сколько. И все улыбаются мне. А мама говорит:
– Выбирай, Егорушка, какая тебе по сердцу.
«Только как выбирать-то, – думаю, – если все на одно лицо и каждое лицо – родное, Наденькино. Как же мне разобраться, которая из них моя, настоящая».
А они, будто слыша мысли мои, говорят:
– А ты поцелуй нас, может так узнаешь, которая из нас твоя.
Стал целовать их, каждую по очереди, а их все больше и больше становится, и уже нет этому конца и края. А поцелуи-то все желанные, Наденькины. Как тут разобраться?
«Ну если так, – думаю, – надо бы жениться на всех, чтоб не промахнуться с выбором».
Сколько спал – не помню. Кто-то будить меня стал, а мне просыпаться не хочется, больно сладки Наденькины поцелуи. Но этот кто-то очень настаивал, стал трясти меня за плечо. Слышу голос сквозь сон: