– Но вы здесь, – закончил за меня Херувим.
– Но я здесь, – подтвердила я. – Я не пошла за ним, когда он звал, когда он нуждался во мне. Я предала его дружбу и причинила боль, которой он не заслуживал.
– Не говорите так.
В словах Херувима я вновь ощутила искреннюю скорбь. Он словно бы и сам страдал от моей боли. Хотя, возможно, боль у него была другой, но почему-то в это мгновение мне показалось, что чувства наши схожи. Я очень ясно ощутила то, что зря боялась его и что он не желает и не может желать зла ни мне, ни Самаэлю.
Несколько мгновений Херувим молчал, опустив взгляд на траву и углубившись в себя. Когда же он вновь заговорил, лицо его словно бы засияло и стало ещё красивее, если то было возможно.
– Позвольте мне проводить вас в одно место? – спросил он и, очевидно, боясь того, что я испугаюсь или не соглашусь, добавил: – Не бойтесь, там, куда я хочу вас отвести, нет ничего страшного. Вас ждут, и, я уверен, что там вы сможете обрести покой, коего не могли достигнуть прежде.
Я пожала плечами. Когда живёшь в Раю, быстро забываешь, что такое страх. Здесь вас не поджидают никакие неприятности и никто не может причинить вам вред. Херувим, конечно, обладал достаточными силами, чтобы сбросить меня в Ад. Но было ли это наказанием для меня? Возможно, я бы даже поблагодарила Бога за возможность объясниться с Самаэлем, пусть и на его территории.
Увидев моё согласие, Херувим встал и величественно протянул мне руку. Я с трепетом коснулась его ладони. Я была бесплотным духом, но его тело по сравнению с моим было ещё более бесплотным. Прикосновение ангела казалось приятным, необыкновенно окутывающим и лёгким. Он крепко прижал меня к себе, расправил крылья и в ту же секунду взмыл в небо.
Юная Эстер Хендрикс лежала в постели, по самую шею укрытая толстым шерстяным одеялом. Дыхание её было прерывистым и хриплым, а утомлённый, измученный взгляд бездвижно замер на тёмной точке плесени, видневшейся на желтоватом потолке комнаты. Много лет назад этот потолок, украшенный у стен грубой, отнюдь не изысканной лепниной, был побелен и являл собой если не красивое, то, по крайней мере, привлекательное для взгляда зрелище. Когда-то и стены этой комнаты, оплетённые теперь паутиной и покрытые толстым слоем пыли, внушали обитавшим здесь людям светлые чувства. Теперь же ни в этой комнате, ни в своей жизни они не видели ничего, кроме немого отчаяния и бесконечной боли.