С того злополучного раза, когда отец прилетел в Литву из США, наполнив нашу квартиру своими вещами, запахом, да и в целом своим присутствием, вселившим в членов покинутой им семьи тревогу, он возвращался еще не раз. Любые воздвигнутые рамки приличий и морали разбивались о его врожденный эгоизм. Оказавшись в Вильнюсе, он по привычке оставлял чемодан со своими вещами в бывшем когда-то родным доме. И с каждым днем одежда из недр чемодана покрывала в полнейшей неразберихе все поверхности в занимаемой комнате. Отец тем временем по обычаю ездил по городу, встречался со старыми и новыми знакомыми, решал одному ему известные «дела». Ночевать же он нередко оставался у своих женщин, совершенно не скрывая этого факта, и, возможно, даже специально демонстрируя это, чтобы в очередной раз показать безразличие к бывшим когда-то близкими людям.
Человек адаптируется к любым обстоятельствам. Со временем мама, я и бабушка привыкли к регулярным визитам отца. Конечно, мы не могли полностью абстрагироваться от поведения этого человека, но тревожная атмосфера с каждым разом становилась менее накаленной, его грубые слова в адрес мамы воспринимались менее болезненно. Со мной же он поддерживал неловкое общение, сдобренное подарками, коих за годы накопилась целая куча. Это происходило, когда, видимо, внутри него вспыхивали остатки памяти об отцовстве. Существует поговорка «Худой мир лучше доброй ссоры». Ее правдивость подтвердил своими действиями человек, подаривший мне жизнь. На тот момент мне, его дочери, было около восьми лет.
Очередной прилет отца в Вильнюс ничем не отличался от предыдущих: как и раньше Игорь плотно увяз в своих делах и встречах, появляясь дома лишь для того, чтобы переодеться и поспать. В ставшей привычно напряженной обстановке мои родители обменивались колкостями, нередко перерастающими в вялые ссоры и выяснения давно разрушенных отношений. Как-то в один из дней я почувствовала особое волнение, исходившее от мамы, оно чувствовалось настолько ярко, будто приняло плотную осязаемую форму. Позже из ее телефонной беседы с бабушкой мне довелось узнать о том, что отец потребовал от нее выкупить принадлежащую ему долю в квартире. При этом требование было продиктовано в ультимативной форме и подкрепилось угрозой, заключавшейся в том, что в случае отказа принадлежащую Игорю площадь займут люди низкого социального статуса, сделав нашу жизнь невыносимой. По прошествии лет я поняла, что его требование являлось вполне законным, но в подобных случаях закон имеет мало общего с поступками настоящего мужчины.