– Вот! «Зависит». Значит, нет однозначного ответа. Или аборт. Здесь речь идет не просто о человеке, а о невинном ребенке. Где проходит граница допустимости убийства ребенка? Пока он в животе у матери – его можно убить, а как только вылез – сразу нельзя. А почему? Где та граница, за которой сперматозоид и яйцеклетка становятся полноценным человеком? Ученые спорят, с какой недели после зачатия он уже что-то чувствует. Но сам подход к установке границы абсурден – вот в 23:59 его можно убить, а в ноль часов, ноль минут – уже нельзя.
Ростовцев специально встал на эту скользкую дорожку – чтобы отвлечь меня и замылить вопрос.
– Дима, ты что, политик? Не уходи от ответа.
– Лиза, я тебе именно что отвечаю. Ты же просила развернуто, так терпи. В этом вопросе церковь наиболее последовательна и принципиальна – якобы наш самый «мракобесный» институт. Она просто говорит – жизнь священна, нельзя отнимать и все. Только если есть угроза для жизни матери, потому что ее жизнь священна тоже.
– Ты считаешь, у православной церкви монополия на истину?
– Нет. Я не православный, и не воцерковленный. Кстати, а что говорит твой ребе?
Забавно. Делает вид, что не знает, что я неверующая.
– У меня нет никакого ребе.
– Ну, в принципе, в иудаизме что говорится?
– Да то же самое.
– Вот! Вот он, значит, императив! А теперь скажи – осудишь женщину, сделавшую аборт, узнав, что ребенок будет иметь тяжелейшую инвалидность, испытывать страшную боль и жить ему суждено не больше двух-трех лет? Или другую женщину, зачавшую во время группового изнасилования?
– Разумеется, не осужу.
– Итак, мы за пару минут слили такой жесткий и фундаментальный принцип, как «не убий». Так сказать, поработали над поправками. Что уж говорить о мелочи вроде нашей дилеммы – справедливость или право? Что там у римлян – «пусть погибнет мир, но свершится правосудие». А у Жеглова? «Вор должен сидеть в тюрьме». Все просто, и миру для этого не нужно погибать. В то конкретное послевоенное время, в той конкретной стране – прав был Жеглов.
Он на меня даже голос повышает, а речь начинает замедляться. Так он реагирует на алкоголь.
– А сейчас? – спрашиваю я. – В наше время, в нашей стране. И не Жеглов, а ты – можешь так поступить? Улики подбросить, чтобы кого-нибудь подставить? Или держать за решеткой заведомо невиновного, чтобы настоящего убийцу не спугнуть?