– Два года назад метку получила моя сестра, – Суров умеет разговаривать, не выпуская сигарету, а я только и могу думать, что красный огонек сейчас осыплется пеплом прямо на его лицо: – и я тоже хотел знать, почему. Мне нужна была причина, и, наконец, я услышал.
Я сжала в руках пустой стакан, приходя в ужас от этих откровений. Но, вместе с тем, мне вдруг стало спокойнее. Константин прошел через такую же боль, что и я. У него тоже была сестра, которую он потерял.
Какое-то время мы молчим.
– У меня приказ, – голос Сурова слышится мне грохотом стальных пластин. – Если произойдет вторжение, я буду вынужден эвакуировать ученых. Тебя, – и он, наконец, убирает сигарету от лица, – нет.
Меня нет.
Я останусь здесь, потому что обречена.
Суров и так многим из-за меня рискнул.
В желудке становится горячо. Я почти ничего не ела, и теперь быстро пьянею.
Константин отрывает голову от подголовника, и с его губ срывается: «Я этого не хочу».
Его терзают внутренние демоны. Очевидно, в его душе такая брешь, что он едва дышит.
– Мне жаль, что я напомнила вам о сестре.
– Я не хочу снова стоять перед выбором.
Может, в моем случае это и не потребуется?
– Чужак сказал, что тот, кто меня преследует, потеряет интерес, если…
– Эля, ты же не хочешь, чтобы он поставил на тебя метку? – мое осторожное предложение так разозлило Константина, что в его голосе начала скрежетать сталь: – Девушки, получившие этот скихр, живут не дольше суток. Эта дрянь под их кожей начинает медленно их менять.
Наверное, в его словах был здравый смысл, но только не в том случае, когда метка являлась последним шансом. Я не желала умирать от рук чудовища, изнасиловавшего и убившего мою сестру.
– Когда военные прибыли в резервацию за Гелей, – сквозь зубы процедила я, и снова стало невыносимо холодно в груди, – я думала, что они увезут ее в защищенное место. Я хотела, чтобы они ее спасли, но они сказали отцу попрощаться. Они сказали это так, что я сразу все поняла.
Пожалуй, Суров не находил в себе сил посмотреть мне в глаза.
– Сначала мы пытались спасать меченных девушек, – лишь тихо и уязвленно прошептал он. – Но это всегда оборачивалось лишь еще большим количеством жертв.
Он поморщился, будто даже воспоминания приносили ему боль.
Через какую мясорубку он прошел?
И почему со мной у него все вышло по-другому?