– Меня зовут Инна Владимировна, – сказала женщина, когда мы с ней оказались в госпитале. – Можно просто Инна. Я военный врач. Все ребята здесь военнослужащие. Из женщин только я и санитарки, то есть те, кому далеко за пятьдесят, – спокойно пояснила она. – Чуть дальше есть гражданские резервации и убежища: там и женщины, и дети. Защита там понадежнее.
Инна Владимировна, довольно моложавая и жилистая, с тонкой линией бесцветных губ, деловито проговорила:
– Ладно, у нас есть время, чтобы залечить твои раны и перебросить в гражданскую резервацию.
– Спасибо.
Она поморщилась, помогая мне перелечь на постель в отдельном узком боксе, оборудованном так, чтобы даже воздух здесь стоял на месте.
– Я скажу, чтобы тебе принесли завтрак, – Инна пытливо оглядела меня. – Это война, детка. Мы должны быть сильными, поняла?
Я кивнула, хотя совершенно не разделяла ее боевого настроя. Война – это когда обе стороны являются участниками боевого конфликта, а то, что происходит здесь – истребление. Нас помечают, убивают, нашей кровью питаются. Мы лишь отгораживаемся с помощью «особого света», который способен незначительно навредить этим тварям.
Мне захотелось забыть о том, что произошло, и просто поверить, что теперь все будет по-другому, ведь я спасена. Но я не чувствовала себя в безопасности. Существо, убившее мою семью, возможно, придет и за мной.
Неожиданно дверь в бокс открылась.
– Привет, – на пороге обозначился бритоголовый худой парень в халате. – Никита, – представился он. – Кашу будешь? Не сладкая, но с маслом.
Он был одним их пациентов, потому что рука у него была забинтована по самые пальцы. Ему было лет девятнадцать, и я с горечью подумала, что он мог бы жить совершенно другой жизнью. Как и я.
– Буду, – я медленно сползла с койки, почти не чувствуя головокружения. – И чай, – кивнула на кастрюлю с пронумерованной крышкой.
Никита вкатил в бокс тележку.
– Ты как тут оказалась? – широко улыбнулся он. – Здесь за сто километров ни одной симпатичной девушки.
– У меня все погибли…
Рука Ника дрогнула. Он щедро наполнил тарелку кашей, налил мне сладкий, теплый чай.
– Прости, – вымолвил виновато. – Очень мало выживших сейчас… раньше они меньше трогали военных. Ты видела, что они подвешивают их вниз головой, полностью обескровливая?
Я покачала головой, стискивая зубы из-за острого приступа тошноты.