А может, знали?..
Я был мелким тогда и не все помню.
Помню, как Нина заказала эту песню на радио.
Может, она рассказала об этом матери? А может, кто-то из знакомых услышал ее «привет»? Такое вполне возможно, но кто об этом вспомнит спустя столько лет?
А еще я одного не пойму: кому нужно говорить со мной о Нине?
Нина давно умерла, и я уверен, что нет никакой информации, которую я срочно должен узнать о ней.
Я и мои родители знали о ней все.
Нина была открытым человеком и у нее не было секретов от семьи. Поэтому та курица, которая хочет что-то поведать о сестре, нагло лжет.
Сейчас приеду на место, и она ответит за это.
Жестко ответит!
Я вспоминаю про одну молодую девчонку, которая приезжала ко мне на соревнования в Архангельск, и меня внезапно осеняет: она представилась Лерой. Помню, подарила мне плюшевую игрушку и, поцеловав в щеку, поздравила с победой.
А потом писала мне в соцсетях и просила встретиться.
Может, это она?..
Я сжимаю руль так сильно, что на руках белеют костяшки.
Сгораю от желания увидеть ее и сделать так, чтобы она раз и навсегда запомнила, что такими вещами шутить нельзя.
Мне было двенадцать лет, когда умерла Нина, но я прекрасно помню день ее смерти.
Я сидел за столом во время свадьбы, как вдруг началась какая-то суета.
Мать в панике прокричала, что Нина села за руль отцовской тачки и уехала, после чего все гости рванули на улицу, а там…
А там я увидел, как отец избивает Нининого мужа.
Мать велела мне остаться в ресторане, а сама уехала вместе с отцом и моим дядей.
Максим был весь в крови, но тоже прыгнул в свою тачку и поехал за ними.
Их долго не было.
Я и все остальные гости сидели в ресторане без музыки. Тамада разводила руками, видимо, не зная, что ей делать.
Помню, как ко мне подошла сестра матери. Она была вся в слезах. Взяла меня за руку, молча отвела в такси, отвезла домой, уложила спать, а утром я проснулся от дикого крика матери.
Этот крик до сих пор звенит в моей голове.
И я его никогда не забуду.
Я не сразу понял, что произошло: почему так резко закончилась свадьба, и почему родители вернулись домой только под утро.
Потом отец отвел меня в комнату и велел сесть на кровать.
Его лицо было белее бумаги, глаза потухшие, голос дрожал.
Я впервые видел его таким и не мог понять, что с ним происходило.
Он сообщил мне, что моей сестры больше нет, и разрыдался.