Была бы я маленькой девочкой, так и сделала бы.
К счастью, я не маленькая и далеко не девочка. Я обманутая женщина, которая ищет правду. Какой бы горькой она ни была.
Я фокусирую мутноватый взгляд на экране. На изображении ребенка. Совсем крохотного. И такого очаровательного, что улыбка непроизвольно расползается на моих губах и на глаза наворачиваются слезы.
Только дети способны вызвать у меня слезы. Не важно слезы счастья это или отчаяния.
Боже, какое чудо. Сладкий комочек.
Но стоит мне осознать, для чего Дамир показал мне снимок младенца, как улыбка моя увядает. Уголки рта ползут вниз.
– Только не говорите, что это… – с опаской произношу, а закончить мысль не могу.
Больно. И боль знакомая. Самая сильная из всех прочих.
Дамир насупливается и поджимает губы, наблюдая за моей не самой адекватной реакцией.
Я смахиваю со щек слезы и тогда он на выдохе отвечает:
– Ее зовут София. Дочь твоего Матвея. Как понял, о ней не знает даже Антон Павлович.
Ба-бах!
Это самый сильный удар. Самый сокрушительный.
И вот куда, спрашивается, подевалась вся моя сила и несгибаемость?
Все могла стерпеть, но только не это.
Не знаю, что это такое: зависть или жалость к себе, но меня разрывает изнутри чувство несправедливости. Огромное. Чудовищное.
– Мне очень жаль, но я не мог не сказать тебе, – вырывает меня из разрушающих мыслей голос Дамира, пронизанный искренним сожалением.
И я цепляюсь за реальность из последних сил. Выбираюсь из ада на поверхность, пока он не поглотил меня целиком. Пока я вконец не запряталась в скорлупу, лицом к лицу встречаясь с очередной депрессией.
Собрав всю волю в кулак, я беру верх над эмоциями и выбрасываю из головы все ослабляющие меня мысли.
Дома пореву.
– А вы как узнали, что малышка от Матвея? – интересуюсь на удивление ровным и спокойным тоном.
– Чисто случайно. Мать этой девочки однажды заявилась к нам в офис. В канун Нового года. Мой кабинет находится по соседству с кабинетом Матвея. В общем, так вышло, что я стал невольным слушателем их разговора, в котором она сожалела, что их дочери, цитирую: "достался такой дерьмовый папаша, который не в состоянии увидеть разницу между именами София и Софья", что, на мой взгляд, является полнейшим вздором, поскольку это разные формы одного имени, – начинает он вдруг "душнить", но быстро возвращается к сути: – А в завершении всего этого она потребовала крупную сумму за молчание.