Из всех взрослых незамужних женщин я знал только одну. Это была моя классная руководительница и учительница математики Клавдия Сергеевна. Человеком она была неплохим, совестливым. Внешне она была похожа на некрасивую куклу, сделанную мастерами, не заинтересованными в коммерческом успехе. Как и большинство одиноких женщин, Клавдию Сергеевну отличали подчеркнутая аккуратность и опрятность. Возможно, выработанная с годами этика одиночества и учительская профессия повлияли на формирование ее внешнего облика: она всегда была одета в один и тот же серый костюм. Из-под пиджачка выглядывала светлая, обычно белая, кофточка. Простенькие, без архитектурных излишеств, черные туфли и светло-коричневые капроновые чулки. Из украшений – огромные роговые очки. В общем, обычная школьная мымра.
Особенностью Клавдии Сергеевны было то, что у нее не было прозвища. Она была настолько невзрачной внешне и нейтральной внутренне, что никакие прозвища к ней не приставали. Не к чему было приставать. В моем представлении, она могла бы составить алкоголику Рыбкину хорошую пару, способную своими человеческими качествами и неведомыми мне женскими чарами увести Рыбкина из-под влияния Бахуса в конкурентноспособную зону действий Афродиты.
Довольный своим выбором, я стал обдумывать практические пути реализации намеченного плана. Решил приступить к его осуществлению завтра же. На следующий день на перемене, сразу после геометрии, я подошел к Клавдии Сергеевне и застыл перед учительским столом в позе суслика.
– Чего тебе, Алеша? – поинтересовалась математичка, не отрывая взгляда от журнала.
– Клавдия Сергеевна, я сегодня на уроке почти ничего не понял.
– Можно мне к вам подойти после уроков?
– Да, подходи после пятого урока в этот кабинет, – легко согласилась она. Я знал, что Клавдия Сергеевна никогда рано из школы не уходила: ей некуда было торопиться. Она часто засиживалась в кабинете математики, проверяя тетради, составляя какие-то планы и занимаясь еще какими-то своими делами.
После пятого урока я вошел в класс и встал в нерешительности в дверях. Мне вдруг стало страшно от моего нахальства. Но жалость к Рыбкину победила, и я, собравшись с духом, бодро спросил:
– Разрешите войти, Клавдия Сергеевна?
– Да ты уже вошел, Алеша. К чему эти церемонии? Садись напротив, открывай учебник и рассказывай, что тебе непонятно.