Мы встретились на вокзале и вольготно разместились в вагоне электрички, благо был обычный будний день и желающих сменить каменные джунгли на пригородный российский лес было немного.
Дача понравилась всем. Кругом была неземная красота: корабельные сосны, ослепительно зеленая трава, извилистая речка невдалеке.
Счастливее меня был, возможно, только Лай, который носился по участку, приглашая к игре всех моих друзей-приятелей.
Почти сразу, вдохнув неизбалованными городскими легкими лесного воздуха, мы почувствовали, что проголодались. Лена с Ирой принялись чистить картошку, а мы с Игорьком и Валеркой разожгли костер. Сашка Отливкин неожиданно сообщил:
– Известно ли вам, мои юные друзья, что перед вами – будущий великий поэт современности, основоположник, можно сказать, советской эротической прозы?!
– Какой прозы? – недопонял Обмолотков.
– Про голых тетенек и дяденек, – пояснил Зусман.
– Ого! – возрадовался Валерка. – Про это я люблю! А ну-ка, брат Александр, забабахай нам что-нибудь такое, чтобы душа развернулась, а потом обратно свернулась.
– Легко! – воскликнул Сашка и вспорхнул на березовый пень:
Нам кино про любовь – за лектора,
Не нужны нам другие кина.
Твои груди – как два прожектора
И как пропасть твоя вагина.
Он широко раскрыл рот, собираясь продолжить, но Обмолотков его бесцеремонно оборвал:
– Погодь, погодь, брат Пушкин. С грудями все понятно, красиво получилось. Но вагина – это что за хрень?
– Да как же я при девчонках тебе, дубине, это объясню?! – подскочил на своем пне Сашка.
– Это то, что мы в детском садике называли словом «глупости», – сказала Ира и, с подтекстом посмотрев на Игорька, улыбнулась.
– Тогда как-то это все маловысокохудожетвенно получается, – проворчал Валерка. – Давайте лучше для аппетита винца треснем.
С осторожностью первооткрывателя выпили по чуть-чуть вина. Девочки – с особой осторожностью, мальчики – пытаясь быть непринужденными и бывалыми в этих делах.
– Я больше рябину на коньяке люблю, – сказал после небольшой паузы Сашка. – Есть такой шикарный напиток: пьешь, как коньяк, а отрыгивается рябиной. Как-то не очень поэтично это – отрыгивать, – смешно сморщила нос Лена, и все засмеялись. Я через два года в Институт гражданской авиации пойду, как батя, – без всяких переходов сообщил Сашка. – Буду на ТУ-134 летать. Там все летчики и штурманы чистый спирт пьют. И стюардессы тоже, – добавил он, в упор посмотрев на Лену, словно она была стюардессой.