Георгий посмотрел на Клару и поспешно сложил в сторону кучу из обветшалых газет, журналов и бумаг. На обложке одной из газет красовалось лицо её отца. Георгий протянул газету Кларе. Но всем своим существом понимал, что так хочет её обнять. Когда девушка потянулась за газетой с потертыми листами, он перехватил её руку и обнял. Попытки вырваться не увенчались успехом, и он прижал Клару сильнее. Она не сопротивлялась, в глубине души ей этого хотелось.
– Тебе не кажется, что я могла бы влепить тебе пощечину?
– Прости, не мог удержаться. – Они оба замолчали. Говорить не хотелось.
– Продолжим? – вытянув из некрепко сжатой в кулак руки, старую газету с фото отца.
– Тут он совсем молодой… – к горлу Клары подступил комок, и слёзы тотчас покатились по щекам водопадом. Георгий уже не отпускал её. Они молча смотрели друг на друга. «Простила ли она? Она еще не дала себе честный ответ». А он ждал, что Клара простит.
Они тщательно вымыли пол и стерли пыль, осталось подвинуть шкаф в угол и сложить внутрь оставшиеся вещи.
Клара смотрела на Георгия уставшими, но такими любящими глазами, – с нежностью, надеждой и тоской. Как ни странно, но Георгий смотрел на неё также, а ведь ранее никогда за ним такого не наблюдалось.
Он вдруг понял, что действительно боится ее потерять. Да, когда счастье столь зыбко, именно сейчас, он смотрел с неподдельным трепетом и нежностью. Любящими глазами. С досадой, от причиненной душевной боли своей дорогой и любимой Кларе. Как же он мог… он ни раз ругал себя, за то, что слабак, за то, что не справился с искушением. И видел он Илию всего единожды, и молчать не мог. Совесть бы ему не простила…
Он достал из кармана брюк песочного цвета, бархатисто-матовой текстуры маленький потрёпанный блокнотик. Как же много времени ему потребовалось, чтобы действительно понять. Дойти до этого, не от страха одиночества, не от стыда или каких-либо иного характера чувств, а именно понять: что человек, без которого и день – не день, и ночь – не ночь. Он был очень рад, что Клара не выгнала, а оставила его рядом. Близко к ней, пусть она даже ближе и не подпустит, но он просто будет рядом всегда. Будет её плечом. Неизвестно, сколько простоял он, размышляя о своем ничтожном поступке и о страхе и трусости, как выпалил неожиданно вслух: