Собравшиеся молчат, обдумывая ответ духа.
– Ахматова была поклонницей спиритизма, поэтому ее дух легко вызвать, и она охотно делится своей мудростью с начинающими поклонниками нечистой силы, – сообщает художница.
После этого удается вызвать дух Пастернака, но он предельно лаконичен, а его ответы туманны.
– Пастернак не хочет разговаривать. Давайте попробуем вызвать Александра Блока, – просит юная девушка, едва касаясь пальцами края блюдечка.
– Мы вызываем дух Александра Блока, – говорит пожилая женщина. – Вы здесь?
Немного подумав, блюдце ответило «да».
– О чем вы хотите с нами поговорить?
– О буре, жизни, счастье, любви, ненависти, добре и зле, – был ответ.
Все сидели, затаив дыхание.
– Александр Александрович, вы еще здесь?
– Да.
– Чем добро отличается от зла?
Блюдечко задумалось, затем медленно составило фразу:
– Это две дочери одной матери.
Как показалось присутствующим, ответ был вполне в духе Блока.
– Александр Александрович, чем вас привлекает буря?
Это спросил молодой человек, всего несколько минут назад настроенный весьма скептически ко всему происходящему. Теперь его скептицизм улетучился, и он следил за блюдцем широко раскрытыми глазами. Но ему Блок отвечать не стал.
– Александр Александрович, вы будете еще с нами говорить?
– Да.
– Что такое любовь?
– Любовь – это чувственное восприятие мира и души, – был ответ.
Такова была последняя вразумительная фраза. И участники, и духи утомились, фразы стали получаться путанными…
24 августа 1980 г., Галахово
Дождь шел вторые сутки. С гор дул ледяной ветер и было очень холодно. Ветер срывал накидки и поэтому штормовки, штаны, рубахи, рюкзаки – всё было мокрое. В ботинках при каждом шаге хлюпала вода. Снег раскис от дождя и стал ноздреватым. Ступени, протоптанные первыми, обваливались и нога глубоко уходила в мокрый снег. Провалившийся некоторое время собирался с силами, потом выпрямлялся под рюкзаком и обходил опасное место.
Несколько часов они поднимались по лавинному выносу, где снег был плотнее и не было деревьев – их смели зимние лавины. Вокруг из-под снега торчали поломанные кусты и не было ни одного целого дерева, ни одной ровной площадки, где можно было бы остановиться. А вверху, закрытый близкими тучами, лежал перевал.
Тупо давила усталость. Наступала апатия. Люди шли очень медленно, с трудом переставляя ноги, а их плечи уже давно перестали чувствовать лямки рюкзаков. Останавливаться было нельзя. На ходу, под рюкзаком, холод не чувствовался, но стоило остановиться – наступало оцепенение. Ничего не хотелось. Только повалиться на рюкзак, сжаться в комок и хоть немного согреться, не теряя тепло на движение.