В Центральной Азии царевичей было, как яблок на яблоне, править хотели все, а городов не хватало. У Бабура, надо сказать, была идея-фикс: он жаждал славы, как у его обоих пра-пра, и с упорством, достойным лучшего применения, ходил походами на Самарканд. Оттуда его выпроваживали все, кому не лень.
Между тремя неудачными попытками закрепиться в городе С. Бабур скитался по Мавераннахру с войском, в котором в худшие времена была всего сотня приключенцев, пил вино и писал стихи. На дворе стоял XV век, нравы были суровые, а жизнь ценилась дёшево. В мемуарах Бабура попадаются строчки вроде: «Махмуд уехал до завтрака и вернулся с парой отрубленных голов, но по дороге их потерял». Бытовой эпизод, ничего такого, ну. В 1504 году Бабур оказался в Кабуле и влюбился в него со всей страстью своей поэтической натуры. Это было взаимно: в Кабуле неудачник отдохнул, отъелся и приказал разбить сады, а дела его потихоньку пошли на лад. Махнув рукой на Самарканд, Бабур посмотрел в другую сторону – под боком была Индия, не очень сильная и оч-чень богатая.
Пушки только входили в моду, и над ними многие посмеивались – что за странные штуки, которые стреляют без стрел? Но Бабур, протащив орудия по горным перевалам (что, кстати, считалось практически невозможным), при их помощи выиграл битву при Панипате44 у местного султана Ибрагима45 со счётом 10:0, сел на трон в Агре и основал династию Великих Моголов.
Мир восторженно выдохнул.
Вот так в возрасте сорока двух лет Бабур стал падишахом всея Хиндустана и Афганистана. На то, чтобы добиться власти, ему понадобилось всего каких-то тридцать лет лишений и выгоняний. В сорок шесть падишах уже умер (обменяв, по легенде, свою жизнь на жизнь хворавшего старшего сына – Хумаюна). Сад, куда привела меня Фахима, был разбит по приказу Бабура, сильно пострадал в годы гражданской войны, но был восстановлен в начале 2000-х годов (я подумала, что его величество вид детей, играющих под гранатовыми деревьями, наверняка порадовал бы).
На третий день к нам пришли гости (сейчас я подозреваю, что друзья и знакомые очень обиделись бы, если б им не показали гостью-иностранку). Женщин и детей набилась полная комната. Все они пили зелёный чай со сладостями, весело щебетали на дари, причём понимала я тогда из разговора дай бог третью часть, гладили меня то по голове, то по щеке, то норовили обнять, а ещё беззастенчиво рассматривали и фотографировали. Что-то подобное я испытывала только в Индонезии, где несколько десятков деревенских жителей где-то под Тасикмалаей