– Который раз взяли? – пискнул автор этих строк, хорошо помнивший, что Кундуз недавно переходил к талибам71 как минимум дважды.
В глазах афганского Че засветилось любопытство.
– А ты умная, да? – он улыбнулся и подмигнул.
В тот момент меня осенило: вот оно. Вот такую жизнь мне хотелось бы прожить. Прости, Красный Крест, но вдруг я всё-таки не твой переводчик? Я хочу фото из Гильменда, чтобы на шее у меня был фотоаппарат, а за спиной – вертолёт, и чтобы я улыбалась вот так, а жизнь была полна до краёв. Говорят, я неплохо пишу, так что, может быть… Иншалла…
Правда, мне понадобится ещё пара лет, чтобы набраться храбрости. Потом уже будут впечатлившие меня Хэмингуэй72, Роберт Капа и Герда Таро73, Артём Боровик74, Славин из «ТАСС уполномочен заявить…»75 и Фаулер из «Тихого американца»76. Я буду спать в Бейруте, накрывшись ковром в холодном номере отеля, любоваться на празднование годовщины Исламской революции в Тегеране и фотографировать митинги в Бишкеке.
С тем военным репортёром, одним из самых необычных людей в моей жизни, меня свяжет одна из самых необычных в моей жизни дружб, но это уже совсем другая история.
***
Наша жизнь в те дни чем-то напоминала «весёлое безумие» восточного факультета – тот же вечный смех, иногда до слёз, изрядная доля абсурда и дуракаваляния, только там мы играли в Афганистан, а здесь всё было всерьёз. Опасность таилась где-то за углом, но её присутствие делало жизнь ярче (и именно эта яркость держала в Кабуле годами тех экспатов, если они, конечно, в ужасе не сбегали после первой командировки со словами «Больше никогда!»). Дни были заполнены дурными новостями и безудержными шутками – чем дурнее были первые, тем безудержнее вторые, и, надо сказать, некоторые шутки тоже могли закончиться так себе. Для Ахмада, Икса и Игрека я была, как мне казалось, кем-то младшим – не то братом, не то сестрой – кого можно было безнаказанно впутывать в свои проделки (иногда довольно каверзные). В каждом афганце, даже если ему под девяносто, сидит проказливый мальчишка, а уж в двадцать пять и подавно.
Однажды, когда моя одежда сохла после стирки, Икс любезно предложил один из своих костюмов (как вы помните, он был довольно тощ, а потому его наряды более или менее мне подходили). Ахмад, заглянувший к нам тем вечером на ифтар, пришёл в восторг, а когда мы собрались на уже традиционное чаепитие на холме, сказал: