"Как такое возможно? Крик слышал весь район!"
"Не знаю. Но мне это все не нравится. Здесь что-то не так".
Марина видела, как некоторые жители комплекса украдкой переглядывались, пока полиция опрашивала свидетелей. На их лицах читалось странное выражение – смесь страха и… облегчения?
На следующее утро по району поползли слухи. Кто-то говорил о страшном убийстве, другие – о сверхъестественных явлениях. Но официальная версия была сухой и краткой: ложный вызов. Журналистам, прибывшим на место происшествия, вежливо но твердо отказали в комментариях.
Вечером того же дня Марина снова стояла у окна, не в силах избавиться от тревожного чувства. Ее взгляд скользил по фасаду "Лазурного берега", пока не остановился на одной детали, которой точно не было раньше. На уровне третьего этажа, едва заметный в лучах заходящего солнца, на стене виднелся странный символ. Он напоминал переплетение змей, образующих что-то похожее на искаженную пентаграмму.
Внезапно Марина почувствовала на себе чей-то взгляд. Она резко обернулась, но в комнате никого не было. Когда девочка снова посмотрела на "Лазурный берег", ей показалось, что в одном из темных окон на мгновение мелькнуло бледное лицо.
Марина поспешно задернула шторы, но чувство, что за ней наблюдают, не исчезло. В ту ночь ей приснился кошмар: она бродила по бесконечным коридорам "Лазурного берега", преследуемая невидимым ужасом, пока не проснулась в холодном поту от собственного крика.
Она еще не знала, что эта ночь станет началом череды событий, которые десять лет спустя превратят "Лазурный берег" в эпицентр невообразимого кошмара.
Крик застрял в горле Кирилла Соколова, когда он резко сел на кровати, судорожно хватая ртом воздух. Простыни, скомканные и влажные от пота, обвивались вокруг его ног, словно путы. В тусклом свете раннего утра, пробивающемся сквозь щели в жалюзи, его небольшая квартира казалась чужой и враждебной.
Кирилл провел дрожащей рукой по лицу, пытаясь стереть остатки кошмара. Но образы – кровь на песке, искаженные ужасом лица товарищей, непостижимая тьма, поглощающая все вокруг – продолжали мелькать перед глазами.
Он медленно встал, чувствуя, как ноют старые раны – не столько физические, сколько душевные. Взгляд скользнул по комнате: потертый диван, служивший ему кроватью, стол, заваленный газетами с обведенными красным объявлениями о работе, шкаф с немногочисленной одеждой. Все кричало о безденежье и отчаянии.