Но ему, кажется, не хватило этой странности, и он обозвал главный свой труд, тот самый, который уже усердно зубрится студентами, не иначе как «The initial Concept of Death». Я бы ещё поняла, если бы это был парадокс, наподобие удивительных (и просто гениальных!) апорий Зенона, так нет, это были графы. Почему за узлами и дугами ему привиделась сама Смерть с большой буквы?.. И почему вообще подобное название прижилось? Бог видит, все учёные – сумасшедшие. «Оригинальный Концепт Смерти»… Не просто… Как же много он о себе мнил, когда придумывал такое название. А ведь по нему и не скажешь.
Да, он был притягательным. Ещё как. Его биография была для меня покрыта мраком (ведь я не удосужилась залезть в Интернет и разворошить грязное бельё этого, ну… мужчины). Его теория – прекрасна в своей стройности, узнаваема и не менее важна для современного градостроительства, чем мощная архитектура. Его глаза… В них…
Где «тот самый» Краков (Николай-Краков, с улыбкой поправила я себя), а где – самая заурядная студентка матфака, «та самая», первая с конца?
Перерыв окончен. Пора возвращаться к учёбе.
***
Целый вечер я не могла выбросить его образ из головы. Прозаично доедая сухой холодный плов, я думала о знаменитом русском математике современности. Кажется, ему не предлагали Нобелевку за открытие, но он стал кандидатом на какую-то другую, не столь популярную премию. Я знала, что мы никогда не встретимся: мой путь давно известен, я не стану математиком даже средней руки (нет ни таланта, ни усидчивости), а буду программистом в финтехе, получать свою зарплату и обеспечивать семью. Наука может кормить бестолковых, но для этого придётся идти по головам талантливых и усидчивых – не считаю это справедливым, да и вряд ли справлюсь с управленческими обязанностями, к которым обычно приводит подобное «хождение по мукам».
Однако это всё не значило, что нельзя немного помечтать. Я вспомнила маленькое неосторожное движение Николая-Кракова… Он придвинулся ближе и положил острый подбородок на сцепленные руки. Настолько был увлечён разговором, всё время смотрел не в камеру, а на девочку-интервьюера. Терзался ли этот самоуверенный учёный когда-нибудь выбором своего профессионального пути? Думал ли хоть раз о том, чтобы бросить математику? Или же всегда был уверен в своих способностях? Возможно, мне действительно повезло. Я могу учиться и стать кем угодно, меня не ограничивает гениальность в одной сфере. Мне можно всё бросить и начать с нуля, не переживая о «деле всей жизни» и неоконченном «главном труде»; я могу затеряться в толпе без хвоста преследователей и папарацци; могу выбрать спутника жизни, который меня понимает, потому что понять меня легче, чем «Оригинальный Концепт Смерти»…