– И вы рассказали эту душещипательную историю вербовщикам.
– Вы иронизируете… Это обидно. Да, я рассказал, когда меня пригласили на разговор. В моей анкете, которую все красноармейцы заполняют при попадании в плен, был указан раскулаченный дед. Это, видимо, их заинтересовало. Они искали неблагонадежные элементы, имеющие счеты к советской власти. Я решил сыграть на этом, развить свою личную обиду в общее неприятие к власти и государству.
– А на самом деле вы любите советскую власть, хотя и имеете к ней некоторые болезненные вопросы?
– Опять ирония? Может быть, вам трудно поверить, но я люблю свою Родину. Я люблю свою землю, свой народ. И сколько бы вопросов у меня не было к власти, это не меняет того обстоятельства, что другой Родины у меня нет и быть не может. Родина как мать – одна и на всю жизнь.
Полковник пристально посмотрел на Ромашова и язвительно ухмыльнулся:
– Убедительно говорите. Аж поверить хочется. Понимаю, почему вы так понравились отборщикам разведшколы. Умеете взять обаянием честности.
Ромашов наморщил лоб.
– Не понимаю о чем вы говорите.
Полковник помрачнел и приказал строго:
– Отвечайте коротко. Вы были красноармейцем, Ромашов?
– Да.
– На предыдущем допросе вы указали, что пошли на фронт добровольно. Это правда?
– Правда.
– Вы понимали, что можете умереть на фронте?
– Да, конечно.
– Вы готовы были умереть?
– Да.
– Коротков, ты успеваешь?
– Да, – бросил Коротков, не поднимая головы от протокола. Но сразу опомнился, выпрямился, грянул: – Так точно, успеваю!
– Значит, вы готовы были умереть за Родину? – продолжил полковник с Ромашовым.
– Да.
– Это удивительно.
– Почему?
– По тому, как вы здесь сейчас рассуждаете. Я не могу увязать это в голове. Ваш добровольческий порыв, если вы, конечно, не врете, не могу увязать с вашим последующим предательством. Зачем вы пошли на фронт добровольно? Чтобы иметь возможность перейти на сторону немцев и воевать против Советского Союза?
– Нет. Чтобы защищать свою землю от захватчиков.
– Под захватчиками вы подразумеваете кого?
– Немцев, конечно, кого же еще?
– То есть вы не имели намерения перейти на сторону врага?
– Нет. Не имел и не мог иметь. Это немыслимо.
– И все-таки вы перешли.
– Да.
– Потрясающе! Вы так просто об этом говорите.
– А нужно говорить об этом сложно? Да, я какое-то время находился у немцев и проходил подготовку по диверсионной работе. Вероятно, это можно назвать переходом на сторону врага чисто внешне. Но внутренне я никогда не был на их стороне.