А еще произошло прозрение древнерусской живописи. В Ростовском музее не было особенно значительных произведений иконописи. (Неразборчиво) владели восприятием фресковые росписи церквей кремлевских и особенно Воскресенской церкви. Так же и в Ярославле. Здесь все заполняла архитектура и также фрески, особенно Илья Пророк и Иоанн Предтеча в Толчкове. Архитектура тем более была интересна, что еще велись реставрационные работы на памятниках, пострадавших во время Ярославского белогвардейского мятежа 1918 г. Особенно поражало, как из безликих зданий формировали совершенно иные формы в Митрополичьем доме на Волге.
Но вот однажды на кафедре истории русской литературы была объявлена лекция проф. А. И. Анисимова о новых открытиях в древнерусской живописи на памятниках, найденных в Ярославле. Александр Иванович очень умело на фоне общей истории Руси XI–XII веков раскрывал культуру этого важнейшего периода, когда зарождалось большое русское искусство, определившее его направление на целых шесть столетий. А когда на экране появилось изображение ангела из Оранты или, как теперь его называют, «Великая панагия», а затем голова Оранты, проснулось понимание великого, запечатленного художником, и того великого, которое мог создать представитель народа, идущего по ступеням к верхам духовной и эмоциональной культуры. После этого я совсем по-другому стал смотреть на иконы, увидев в них то, что они совсем не одинаковы, что они выражают всю гамму человеческих переживаний, а не замерли в статических позах, равнодушно взирая на обезличенное пространство.
Вторым прозрением была лекция Н. П. Сычева об архитектуре Ярославля XVII века. Какую надо было иметь исключительную эрудицию, чтобы почти осязаемо вызвать в воображении реальную жизнь Ярославского посада во всем его разнообразии и вместе с тем в единстве, когда это касалось общих для всех политических и идеологических интересов.