Однако полицай и не собирался этого делать. Подозвав одного из тех, кто разбирал забор, он предложил разделить с ним содержимое передачи, сквозь смех отпуская скабрезные шутки в адрес «доверчивого дурачка».
Горькая обида клещами сдавливала горло Николаю, когда он, поднимая сандалиями пыль, бежал обратно к отчему дому. В голове вновь рисовались картины мести. Одна страшнее другой. Только теперь в них присутствовали полицаи, которых он сейчас ненавидел даже больше, чем гитлеровцев…
Павел Игнатьевич по-прежнему сидел на крылечке, дожидаясь его возвращения. Услышав рассказ заплаканного паренька, старик велел ему немедленно забрать у соседей сестру, после чего отвел обоих в свой дом. Оставив ребят на попечение супруги, Всеславы Валентиновны, Тихонович тут же стремительно исчез.
К вечеру по селу поползли слухи: завтра фашисты собираются казнить всех задержанных. От страха Коля впал в ступор. Он не знал, что делать. Друзья не оставили его наедине с бедой. Дождавшись темноты, они огородами пробрались на задний двор стариков Тихоновичей. Собравшись в глубине сада под старой развесистой яблоней, подростки, со свойственной их возрасту горячностью, мешая друг другу, стали наперебой предлагать различные способы спасения обреченных на гибель людей.
Ближе к полуночи вернулся Павел Игнатьевич. По сосредоточенным лицам ребят он догадался, о чем шел разговор. Отругав за неосторожность – местным запрещалось появляться на улицах в столь поздний час, – старик велел всем расходиться по домам, строго-настрого наказав самим ничего не предпринимать.
В ту ночь Павел Игнатьевич не спал. Еще не успели первые петухи оповестить жителей села о начале нового дня, как он проводил жену до леса. На краю луговой поймы супруги расстались. Прощание было недолгим. Согнувшись под тяжестью взваленного на плечи пузатого мешка с продуктами и самыми необходимыми вещами, дородная Всеслава Валентиновна скупо обронила: «Павлуша, береги себя!» – и, взяв за руку младшую сестричку Николая, Аню, не оборачиваясь, скрылась в чащобе.
Вернувшись в дом, Тихонович не стал будить вздрагивавшего во сне паренька. Дождавшись, когда взошедшее солнце полностью оторвется от земли и пойдет гулять по небосводу, он наконец подошел к кровати.
– Вставай, Коленька, пора! – произнес Павел Игнатьевич, с исполненным мрачной решимости лицом. – Надо идти!