– Там не знают, где я работаю. Бреусов думает, будто я тоже журналистка, – подала голос Варвара, вызвав у Гены такую гримасу, какой награждают только полных дур.
– Что из тебя, что из Погребецкого конспираторы – как из дерьма пирожное. Его, – он бросил уничижительный взгляд в мою сторону, – самый раз в рекламных роликах снимать. Ему там красоваться – самое толковое занятие. А тебя с твоей рыжей шевелюрой и в темноте не спрячешь – везде отсвечивать будешь. Да если этот Бреусов не самый последний дебил, он в две минуты вычислит, что никакая рыжая лахудра ни в какой редакции даже не значится. А еще малость времени потратит и обнаружит, что ты мышкуешь по части сыска. Да твоя же подруга Сокольникова тебя и сдаст. Бреусов ей расскажет, как четыре идиотки к нему ввалились и права начали качать: две толстухи, одна – не знаю уж какая, а четвертая – рыжая пигалица. Ты думаешь, Сокольникова промолчит, что тебя с детства знает? Совсем даже не промолчит, а, наоборот, расскажет, как явилась к нам и получила от ворот поворот.
– Но мы ж тогда не знали, что с отцом Катерины такое случится… – промямлила Варвара. – Я ведь с девчонками просто на разведку пошла.
– На разведку? Уж лучше бы ты, знаешь, куда пошла?!
Если бы Гена обращался ко мне, он бы прямо указал направление движения. Но тут он только зубами клацнул. Все же женщина, причем такая, на которую наш шеф редко орет. Зато и без ора на сей раз он вполне вразумительно разъяснил, что по поводу нас думает, и эти думы никак нельзя было назвать комплиментами.
В принципе Кирпичников все равно мог бы отказаться от дела Сокольникова, а от Желтухина и подавно, но, будучи человеком разумным, понял: во всю эту катавасию в штабе Шелеста мы уже влезли, и теперь делай – не делай вид, будто мы тут просто мимо проходили, все равно скажут, что были, присутствовали и успели наследить. Опять же имелась еще одна немаловажная деталь. Мы сидели без заказчиков, а это Гена не любил ни в материальном, ни в моральном смысле. Он считал, что отсутствие денег и работы действует развращающе. Насчет денег мы не стали бы спорить, а вот насчет работы… Впрочем, безделье не было нашим с Варварой любимым занятием.
Перемену настроения нашего директора Катя, похоже, восприняла как исключительно мою личную заслугу. Я понял это по ее выразительному взгляду и той печально-благодарной улыбке, которую она адресовала мне. От Гены сей факт персональной признательности не укрылся и отреагировал он не самым, признаюсь, товарищеским образом.