Не выдержав отчаянного натиска нашей пехоты, немцы отступили. По заранее подготовленным проходам противник спешно покидал первую полосу своей обороны. Не до конца осознавая происходящее, Анатолий рассматривал фашистские траншеи, тут и там заваленные трупами наших и немецких солдат. В этой схватке повезло не всем. Стиснув зубы, он продолжал стоять, сдавливая железной хваткой добытое в бою оружие.
– Боец, очнись! Что с тобой? – окликнул его Артюшин. Слова сержанта вернули его в действительность.
– Все нормально, товарищ сержант. Я в порядке, – откликнулся Дружинин.
– А ты молодец! В этот раз не сробел, – похвалил его командир стрелкового отделения. – Где твой телефон? – спросил он, обращая внимание на связиста, стоящего с немецким карабином в руках. Только теперь Анатолий понял, что где-то далеко от этого места бросил телефон и катушку. Нервно оглядываясь вокруг, он стал искать глазами вверенное ему имущество; немецкие траншеи зигзагами тянулись с юга на север. Наконец в тридцати метрах от себя он увидел Илью. Его напарник, установив оба телефонных аппарата на край траншеи, налаживал связь. Анатолий, переступая через трупы убитых, подошел к товарищу. По дну траншеи в вырытых нишах и наверху валялись предметы прежних обитателей этих рубежей: котелки, ложки, противогазные футляры, каски, оружие с разбитыми ложами и прикладами, бесчисленное количество стреляных гильз. Здесь протекала окопная жизнь немецких солдат.
– Я никак не могу понять!.. И что это ты, Анатолий, таки в атаку пошел?! – возмущенно удивлялся Илья, пожимая плечами. – Мы с тобой, Толя, телефонисты! Наше дело – поддерживать связь! Вот скажи мне: и что я буду делать с двумя телефонами, если тебя ранят или, не дай бог, убьют? – негодовал напарник, разводя в недоумении руками. Его черные навыкате глаза от возмущения стали необыкновенно большими. – Штык свой давай, надо же наконец нулевой провод на твоем аппарате заземлить, – требовал Илья, закручивая на катушку отмотанную ранее лишнюю длину провода.
Выслушивая роптание своего напарника, Анатолий обратил внимание, что в его возмущении совсем отсутствовало чувство гнева или злобы. Скорее наоборот, Илья был озабочен тем, с какой беспечностью Анатолий относился к собственной жизни. И такая забота трогала его до глубины души. Выслушав с улыбкой назидания товарища, Анатолий зачем-то схватился за штык-нож трофейного карабина и тут же одернул руку назад: лезвие ножа было в какой-то неприятной слизи.