Он протянул мне папку и уселся напротив, закинув ногу на ногу.
– О чем здесь? – спросил я деловым тоном.
– О, я с вашего позволения выражусь так: люблю собирать интересные случаи. То, что описано здесь, вам определенно понравится. Может, что-то для себя и почерпнете. Это личный дневник пациента.
Я открыл папку и начал читать, сожалея, что трачу время на ненужную информацию. Текст был следующий:
«Слякоть стоит неимоверная. Кажется, что небо – это та же слякоть, только душевная. Этакая последняя минута жизни божественного провидения. Отчаянная рвотная остервенелость. Бог еще что-то может, но уже ничего не хочет. Да и как сквозь это плесневелое марево смотреть на людей с облака? Что там в них «такого» можно разглядеть в подобную минуту? Но становится понятным… эта русская тоска по несбыточному. И зачем нужно было строить город там, где на тебя давит серость и неустроенность? Это вечное небо поэтов и влюбленных, от него так неуютно простому человеку. Жизненная сырость и душевная слякотность. Звучит так паскудно, что и произносить не хочется. Так бывает, холодом веет от этой реки. Таким смертельным, леденящим ветром пробирает до костей от этого гранита…»
Я закрыл папку и неуверенно спросил:
– Какой-то ваш очередной Наполеон?
– О нет, это Павел Первый. Да вы бы и не угадали. Так мало прочли из дела. Интересна вам эта тема? Он у меня в третьем корпусе квартируется, могу организовать аудиенцию с императором.
Я посмотрел в потолок, делая вид, что думаю. И после сказал:
– Меня интересуют дети. Очень странные и необычные истории, связанные именно с детьми. Мне как-то рассказали историю о… Чарли, – закинул наживку я.
Доктор тоже задумался. Но уже через пару секунд сказал:
– К сожалению, не могу похвастаться своими нынешними пациентами с подобным именем. Этика и все такое. Но могу показать вам наших выпускников прошлого. У меня здесь все заархивировано по годам и темам. Если вам нужны особенные дети, их есть у меня.
Он извлек из ящика стола небольшой альбом с надписью на обложке «Предел». Мои ладони стали мокрыми от волнения. Он аккуратно уложил его передо мной на стеклянный журнальный столик. Я погладил состарившуюся красную велюровую обложку и не нарочно улыбнулся:
– Странно. Сейчас все хранят информацию в ином виде. Сплошная цифровизация. А у вас здесь практически раритет.