1, мэтр немедленно согласился.
Алеша без посторонней помощи забрался в музыкальный ящик. И, когда разъехался занавес, до поры укрывавший инструмент от любопытных глаз, был уже вполне готов к выступлению. Они с мэтром как раз недавно разучили несколько современных клавесинных пьес другого француза – по фамилии Рамо. И Алеша исполнял их по очереди: менуэт, гавот, рондо, пьесу под смешным названием «La Poule»2 и еще много чего другого. Гости-немцы так восторгались, так аплодировали, что форштеллунг продлился долее обыкновенного. И, когда он всё-таки закончился, у Алеши до такой степени болела правая рука, что он не смог самостоятельно открыть свой ящик и вылезти из него. О чем и сообщил мэтру, когда тот подошел к инструменту и спросил, почему его ученик всё еще сидит внутри?
– Ничего, – воскликнул мэтр, – я сейчас выпущу тебя! – За минувшие три года он наловчился хорошо говорить по-русски, хоть слова и выходили у него немного картаво и в нос.
Замок потайного ящика можно было отпереть как изнутри, так и снаружи – если знать, где спрятана двусторонняя кнопка с пружиной.
Француз протиснулся к инструменту сбоку, держа в одной руке канделябр с тремя свечами. Алеша видел это сквозь прорези, проделанные в музыкальном ящике для дыхания и обзора; снаружи они были совершенно незаметны. Он разглядел, как мэтр потянулся к потайной кнопке, сделанной с боковиной клавесина заподлицо – однако на неё не нажал. Так и застыл с вытянутой рукой – между вогнутым клавесинным боком и стеной залы.