– Очередная жертва, – пальцы подрагивали, когда доставали из кармана пальто сигарету. – Наша. Девятая, – прошептала следом, затягиваясь никотиновым дымом в полные лёгкие, пока в горле не запершило.
Нервы ни к чёрту.
Каждый сотрудник милиции, проработавший хотя бы больше года, мог до приезда криминалистов и судебно-медицинской экспертизы определить по первому виду, к какой категории относилось то или иное преступление.
Тут же не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить то, что убийство произошло далеко не в ходе ограбления или, так называемой, бытовухи7.
Бледная тонкая конечность с едва выделяющимися пятнами выделялась на белоснежном природном полотне. На нём развернулась жуткая инсталляция за авторством «ульяновского потрошителя», которая была практически идентична прошлым убийствам за исключением одной детали.
– Уверена? – отчеканил майор, явно забывая забывая о тлеющей папиросе, зажатой между тонких губ.
Голова отсутствовала.
Руки девушки были раскинуты в стороны. Несмотря на то, что грудь была припорошена снегом, ярко выделялось отсутствие куска левой молочной железы ближе к ребру. Бёдра раздвинуты, одна нога согнута в колене. Следов борьбы, на первый взгляд, обнаружено не было.
Роман опустился на корточки рядом с трупом по его правую сторону, чтобы не мешать работе судмедэксперта, Виталия Александровича Лапина. Мужчины крепко пожали друг другу руки, не снимая специальных перчаток, знакомясь впервые при столь леденящих кровь обстоятельствах.
О профессионализме мужчины знал каждый сотрудник местного отделения внутренних дел.
Не выглядящий наивным, но слегка смазливым, он имел очень вытянутое бледное лицо, не знавшее тягот сельской жизни, которое гармонировало с близко посаженными светло-карими глазами, отдалённо напоминавшими девушке циркон. Мужчина имел длинный хрящеватый нос, невыразительный скошенный подбородок и маленький рот с тонкими потрескавшимися губами, которые не казались Марине соблазнительными, но многие девушки и женщины, живущие в Ульяновске, явно засыпали с мыслями о них.
Образец стереотипного британского джентльмена из кинематографа, вымершего, как казалось Добронравовой, вида. Он ей более или менее нравился, в отличие от всех остальных коллег, с которыми ей не посчастливилось поработать.
– Как я могу к вам обращаться, товарищ? – не отрывая своего пристального внимания от обнажённой груди, пробормотал учёный, хмурясь от едкого запаха сигареты, исходящего от Семёнова.