– Но как… Почему? – Эак растерянно посмотрел на царя.
– Гера востала против Зевса, а Посейдон с Аполлоном её поддержали. Только вот Зевс оказался сильнее и хитрее. Геру он сурово наказал, – не спрашивай как, я не знаю, и знать не хочу, – а вот этого и Аполлона послал ко мне служить до тех пор, пока я не освобожу их, заплатив за работу. И надо сказать это самые прилежные рабы из всех – они не устают, не нуждаются в пище, лишь иногда пьют воду, невероятно сильны, аккуратны и проворны, – на губах Лаомедонта расплылась липкая ухмылка.
Позже, ворочась ночью в постели, Эак никак не мог уснуть. Перед глазами стоял облик Посейдона с остриженными по-рабски черными волосами. Вопросы разрывали отравленную хмелем голову: почему Зевс отдал своих старшего брата и любимого сына в рабы этому порочному человеку, который замыслил что-то недоброе? А ведь отдай Зевс их в рабство ему, своему преданному сыну Эаку…
– …Ты бы окружил нас почетом, сам бы нам служил и освободил бы на третий день, – ласково произнёс из темноты мягкий голос прямо над головой.
Эак вскочил было, но сильные руки вновь уложили его в кровать, и пылающих висков коснулись прохладные пальцы, принося облегчение.
– Да, братик, для неискушенного зелье Диониса подобно яду.
Братик. Хмельной рассудок запоздало сообразил, кто сидит рядом с ним и помогает справиться с первым в жизни похмельем. К горлу подступила тошнота, снова вспомнились пустые улицы города и тела мёртвых людей в каждом доме, куда бы ни пришёл маленький плачущий мальчик. А прохладные пальцы поглаживали его виски, гася тупую монотонную боль и проясняя разум.
– Отец хотел наказать нас как можно строже за то, что мы поддержали Геру и за те несколько часов унижения и бессилья, которым мы его подвергли. Честно говоря, я готовился к долгим векам в Тартаре, но вместо этого он отправил нас с дядей служить самому порочному из царей. Порой я начинаю думать, уж лучше Таратар, там мы хотябы остались бы со своей гордостью. Как ты, братик? Похмелье больше не мучает?