В армии казалось, что только вернешься – и весь мир упадет к твоим ногам. Реальность оказалась сложнее. В целом неплохо, но… Родители настаивали, чтобы я продолжал учебу: восстановился, кое-что досдал. К тому и склонялся. Но время было, устроился в закрытый НИИ учеником слесаря. Приятно было осознавать, что и моя мелочовка, выточенная в тисках, летает где-то в космосе…
В подобных учреждениях в этот год выплачивали бешеные премии. Почему? Загадка. После трех месяцев работы суммы в квитках стали зашкаливать. Оторопь брала, неужели коммунизм настал? Но в магазин заглядывали – нет, все в порядке, еще не настал. Покупать, как и прежде, было нечего. У населения скопились излишки денежной массы, и если вдуматься, ничего хорошего в этом не было. Все сносное приобреталось на базарах и барахолках, и цены там были космические. Но работать мне нравилось, и все чаще возникала предательская мысль: а счастье ли в высшем образовании?
Неприятности уже подкрадывались. Заболел отец. В диагнозах я не разбирался, но что-то было не в порядке с кровью. Мать с отцом твердили хором: все хорошо, просто устал, болячка несерьезная. Но ходили как в воду опущенные, и однажды правда вылезла: рак крови. Слава богу, что начальная стадия. От Светки скрывали, но она росла не дурой и зрение имела хорошее. Мама украдкой плакала, отцу все труднее было передвигаться. Он пока еще ездил на работу, но каких усилий это стоило. Дважды вызывали «Скорую» – что-то кололи, капали. И вдруг ремиссия, решили, что отпустило или лечение у знакомого хирурга дало плоды. Но неприятности по одной не ходили – умерла бабушка, мать отца, оставшаяся в казанской квартире. Он один уехал на похороны, меня не отпустили с работы, вдруг решили, что бабушка – не самый близкий родственник. Отец вернулся через четыре дня – опустошенный, надломленный. С казанской квартирой ничего не случилось, соседи приглядывали. Отец уволился в 52 года – сил работать не осталось. Дали инвалидность, какую-то ежемесячную выплату. На семейном совете решили вернуться в Казань. Мнение детей, разумеется, не учитывалось, поставили перед фактом. Я не был готов к самостоятельной жизни, невзирая на двадцать два года. Пугала перспектива самому готовить, убирать, стирать, гладить. Светка митинговала – к своим шестнадцати обзавелась в Уфе подружками и даже парой поклонников (с одним пришлось всерьез разбираться, чтобы не налегал). Для меня же переезд прошел безболезненно – неразлучных друзей не нашел, с девушкой разругался. В середине апреля 89-го мы вернулись в наш родной со Светкой город, на Крутую Горку – так назывались улица и район. Заехали поздно вечером, контейнер прибыл только в девять, устали как собаки. Таскали баулы, хорошо, хоть не мебель – она оставалась в квартире. Мы ехали по темным улицам, с трудом узнавая родные места. Город не похорошел. Обособленный жилой массив на юге Приволжского района – с выходом к Волге, или, если угодно, к Куйбышевскому водохранилищу, несколько девятиэтажек, прижатых друг к дружке, старенький клуб, футбольное поле, училище, техникум, небольшой частный сектор, – а за ними огромная масса воды… Не сказать, что я ничего этого не помнил, но все же стал подзабывать.