Сначала фельдшерица думала, что самое главное – поставить правильный диагноз. Ну, поставила. И что? В том же самом справочнике черным по белому было написано – при крупозной пневмонии необходима срочная госпитализация. Ага! Сейчас! Света не было, и телефон, соответственно, не работал. И дождь не думал переставать, лишь перемежался с мороси до полновесных капель уже третьи сутки назойливо барабанящих по крыше. И никакой вертолет не прилетит, машина у Петровича сломана, а на лошади по тайге да по такой погоде… не довезешь. Уж, лучше совсем девочку не трогать, надеясь на какое-то чудо.
Фельдшерица методично отсчитывала четыре часа, чтоб сделать очередную инъекцию пенициллина и сердечного. И уже ничего хорошего не ждала и плакала потихоньку в сенях. Ну почему именно у нее на участке должен умереть ребенок? Сейчас ведь не умирают от пневмонии? Или все же умирают?
Третьи сутки она в этом чужом доме и спит урывками, а сейчас и вовсе уснуть боится: зная, если только прикроешь глаза, тут оно все и случится.
За окном быстро, не по-летнему темнело. Низкие тучи приближают ночь.
Девочка на широкой старинной кровати с никелированными шариками на спинках, уже не жалуясь, что дышать больно, металась в жарком беспамятстве. Кожа все такая же потная. И этот странный, жуткий контраст между ярким румянцем щек и синюшным треугольником вокруг носа и губ, обмётанных простудными пузырьками, кое-где уже засохшими в грубую, до крови трескающуюся корку. Лоб почти огненный, а руки холодные – сердце не справляется. Ну почему же все так плохо? Что делали антибиотики, что не делали…
За такими, очень грустными думами, украдкой вытирая невольные слезы обиды и бессилия, девушка не сразу поняла в доме что-то не так. Слишком возбужденно и громко, одновременно говорят хозяева, тщетно пытаясь преградить кому-то дорогу в комнату. Девушка поднялась со стула.
Решительно отодвинув ситцевую занавеску, вошла чужая жещина предпенсионного возраста. Та самая, которую деревенские за глаза называли ведьмой.
– Ну что, дева, не справилась? – сходу поинтересовалась она.
Молодая фельдшерица стыдливо вспыхнула всем лицом и даже шеей, но на всякий случай спросила:
– Эт-то вы мне?
– Тебе, тебе, кому же еще. Собирай свои манатки и поди отсюда. Нечего тебе здесь больше делать.