Сам гроб представлял собой шестигранный ящик из вишни, расширяющийся в начале и сужающийся к концу. Корпус гроба высокий и равномерный, а крышка, словно выступая над ним, конусом тянулась вверх. Убранство выполнено из стёганого атласа с вышитым по центру золотым крестом. Рядом, на земле лежал пышный каплевидный венок с белыми и синими цветами, и белой шёлковой лентой, аккуратно сложенной в бантик. Покойница смиренно лежала внутри, сложив руки на своей неподвижной груди. Её одели в длинное белое шёлковое платье, распустили хлипкие седые волосы, сколько смогло сохраниться за эти годы, а также надели фамильные украшения: серьги, кольца, брошь. Лицо бабушки показалось мне незнакомым, словно передо мной лежит совсем другой человек и это просто какая-то шутка. Её морщины ещё глубже впились в кожу и застыли, как будто их обмазали расплавленным воском. Скулы впали и съёжились, а глаза настолько обтянуло кожей с век, что можно было бы сказать, что сейчас они невольно выкатятся из собственных орбит, и прислуживающий смотритель кладбища побежит вставлять их обратно, дабы не портить церемонию, однако те выскользнут из его вспотевших пальцев и попрыгают по гробу, сползут по венку и прокатятся по дорожке прямо под ноги удивлённых гостей. В общем и целом, бабушка, которой ещё недавно было семьдесят семь лет, сейчас выглядела на все сто семь. Интересно, буду ли я выглядеть так же уныло к своим семидесяти годам, или… к смерти?
Священник, до сих пор хранивший молчание, заговорил на певучем немецком и держа открытой Библию, что-то зачитывал, хотя могу поспорить, его глаза в этот момент были закрыты. Я, конечно же, ничего не понимал, но оставалось просто стоять и слушать, как и немногим русскоговорящим собравшимся. Из немецкого я знал лишь несколько слов, которые порой слышал от родителей и от бабушки: ich bin heir, sie ist Frau Gaus, danke mein Freund, Großmutter, an den Tisch!.. возможно, есть и другие, но пока на ум не приходят. Тем временем монолог священника превратился не в речь о похоронах, а в сборник смешных по звучанию слов. Я старался не акцентировать на них особого внимания, однако ещё бы чуть-чуть и мой неловкий смех оскорбил бы всю траурную церемонию…
Несколько ворон гаркнуло где-то меж елей и затормошило игольчатые ветви. Мама плакала, папа придерживал её одной рукой, прижав к себе. Вероника некоторое время смотрела на бабушку, а затем опустила глаза и отвернула голову в сторону. Священник замолк, перекрестился, щурясь от яркого солнца, и протянул руки в сторону покойницы. Все начали по очереди подходить и прощаться, говорить слова напутствия или благодарности, а мой светлый костюм постепенно начал тускнеть.