Рядом с Фридманом стояла не менее замученная, элегантно одетая женщина, которая тревожно потирала руки и, судя по всему, пыталась объяснить продюсеру то, чего он не хотел слышать. Ричард не был уверен, но подозревал, что это доктор Аморетт Артур, в прошлом историк телевидения, а ныне консультант, постоянно проживающая в Валансе; она была явно чем-то недовольна.
На складном стуле позади этих двух сидела серьезного вида женщина, в бейсболке и тоже в очках, державшая, как предположил Ричард, сценарий в одной руке и карандаш – в другой. Ричард знал, что это Саша Визард-Гай, принадлежащая к череде великих европейских режиссеров нового поколения. Ее давно чествовал Голливуд, а она все сопротивлялась, упрямо цепляясь за малобюджетные артхаусные постановки. Неулыбчивая женщина представляла собой полную противоположность молодому человеку, который стоял рядом с ней и тоже указывал на сценарий. Парень выглядел почти таким же взволнованным, как Ричард, сгустком энергии. Должно быть, помощник режиссера, заключил Ричард и просмотрел список имен: Сэмюэл Фридман, предположительно, родственник продюсера. Время от времени оба поднимали взгляд и кивали на огромный обеденный стол посреди зала, главную тему следующей сцены.
Спокойствие съемочной площадки нарушил Наполеон собственной персоной, который, приближаясь по коридору, громко кричал и ругал подчиненных с очень не наполеоновским американским акцентом. Когда-то имя Рида Тернбулла в титрах автоматически означало, что кассовые сборы взлетят до небес: герой боевиков и мелодрам, секс-символ и настоящий мужчина, он по-прежнему оставался большой звездой, мировой звездой – и, очевидно, любил, чтобы об этом помнили все вокруг. А еще обладал, как это называли, сложным характером и был явно полон решимости оправдать репутацию.
– Если он был таким охренеть могущественным, то почему одевался как дамочка? Это вот не штаны, это чулки!
Что-то грохнулось на пол, но никто ничего не заметил или не обратил внимания.
– Да я вообще в этой сцене сижу. Черт подери, мне обязательно это надевать? Ты, да-да, ты, иди спроси у леди режиссера, обязательно ли мне это надевать.
Единственным, кто обращал на это внимание, был Доминик Бердетт, который забрел сюда из садов и теперь сидел за обеденным столом с выражением отеческого стыда на лице. Ричард знал, что именно так выглядел бы его персонаж Талейран, если бы истерику закатывал сам Наполеон. Над Бердеттом стоял французский актер Жильбертин, молодой и привлекательный, но не отличающийся тонкой костью, а, скорее, коренастый и оттого идеально подходящий на роль знаменитого Мари-Антуана Карема, изобретателя профитролей, если Ричард ничего не перепутал, и личного повара Талейрана в замке Валансе.