– Иваныч, ты что там засопел в трубку? Не молчи, дай позывной посредством голоса. Огорчился? Прости. Незачем я Светке несвежий и пустой. Сам посуди. Не на курорт еду, надо быть пустым и злым. Ты же знаешь…
Волхин облокотился на качкое перильце, ограждающее террасу. Подумалось, что надо укрепить, и такое практическое соображение успокоило секундное смятение души и кровообращения.
– Злым, пустым, – ответил он, – А то мы здесь все полные и добрые… Простую просьбу… Ладно, бог с тобой, она тебе не сестра и не дочь, в конце концов. Я с другим. Скажи своему фрицу пару ласковых, а то не ест, не пьет. Развел тут тоску по хозяину. Нет чтобы женщина по тебе тосковала, Саша, а то собака… Я ей сейчас трубку дам, убеди уж, будь ласков…
– Вот как… Каждому свое, Иваныч. Вот победим чертей, там пусть и женщины поплачут, потоскуют. А мне пока и пса моего довольно. Чем ты его… расстроил?
– Вот еще, расстроил… Это он меня расстроил. Так что, будешь с ним говорить?
– Валяй, Иваныч. С похмелья только с Шароном и разговаривать. Ты еще спеть с ним предложи…
– Ты, Саша, не дерзи мне, еще молод. Что-то все взяли за моду меня жизни учить. Даже твой немец свои порядки наводит. Телевизор сам смотрит, программы переключает. А жрать – так нет. Голодовку объявил, упрямец. Беспредел.
– Ах, вот что! Ну, Виктор Иваныч, давай мне этого иждивенца. Сейчас пару ласковых от меня услышит…
Волхин приблизился к Шарону, присел на корточки и включил громкую связь – так-то он обычно беседовал, прижав телефон плотно к уху по давней привычке, оставшейся со времен телефонов с большими ушастыми трубками, что были приделаны к аппарату гибкими – с мелкими колечками – шнурами-ошейниками. Пес отворил одно веко, затем другое, а когда над самым затылком раздался глухой голос Хозяина, он вздрогнул, разинул пасть и высунул язык, который влажным кончиком коснулся стопы Человека. Волхин пошевелил большим пальцем.
– Ты ешь давай, не выпендривайся. Не подведи меня, договорились же по-человечески! Все, мне некогда тебя воспитывать, я на войну еду, или забыл? А тебе было поручено за домом Иваныча следить, за порядком. И его не огорчай. А то он сам тебя огорчит до невозможности. Если включит полковника – пеняй на себя. И все, давай без прощаний взасос, дружище. Жди меня просто…
Волхину показалось, что Львов что-то еще хотел сказать, да передумал. Виктор Иваныч тоже не нашелся, как продолжить; так они в тишине подышали в трубки. Львов первым нарушил молчание – ладно, Иваныч, сладишь. Поладите. Бывай. Мне только «колготки натянуть» – и по делам. Санчо Пансов у нас нету, мы броники со шлемами сами достаем.